— Пап, хватит. Само собой, я не стану отказываться от ответственности, пока не докажу, что ребенок не от меня. Но и говорить ее родителям, что люблю их дочь, тоже не буду. Я ее не люблю и никогда не любил.
Дмитрий Андреевич снова стукнул кулаком по столу. От неожиданности Тимур, сидящий напротив, вздрогнул. На мгновение ему показалось, что отец хочет ударить его, а не стол.
— А зачем же тогда ты затащил ее в постель, раз не любил? Зачем??
Мама взвизгнула за стеной. Затем послышались ее сдавленные рыдания.
— Пап, ты сейчас серьезно? — шепнул Тимур. — Тебе, что, никогда не было шестнадцать?
— Я-то как раз серьезен, — еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, ответил отец. — А вот тебе это качество, похоже, незнакомо. Представь себе, в юности я и помыслить не мог, чтобы использовать девушек. У меня все всегда было по любви. А потом я встретил твою мать и понял: она — та самая. Единственная. Для меня сразу перестали существовать все остальные. Я до сих пор в упор не замечаю других женщин. Я сделал свой окончательный выбор и ни разу об этом не пожалел. Мне странно осознавать, что мой сын в свои шестнадцать до сих пор играет в игры и не собирается становиться мужчиной, уважающим свои принципы и женщин, которых выбирает.
— Я ни в чем ее не обманывал, — вздохнул Тимур. — Не признавался в любви, не пел песен, не читал стихов. Она изначально знала, на что идет, и ее все устраивало. Моей задачей было контролировать предохранение, чтобы обезопасить ее и себя. Я никогда об этом не забывал. Теперь ты обвиняешь меня в том, что я спал с ней без любви. Как будто у меня всю жизнь должна быть только одна девушка. Я не знаю, как было у тебя, но я лет с тринадцати вообще думал, что люблю их всех разом. Как мне было понять, где та самая? Меня никто этому не учил, я даже не знал, на что обращать внимание. Думал, что это понимание приходит только после… всех этапов взаимодействия. И если тебе вдруг стала интересна моя личная жизнь, то я хотел бы отметить, что тоже нашел ту самую. И это не Влада.
— Ту самую? — усмехнулся Дмитрий Андреевич. — Ее ты тоже собираешься затащить в постель, а затем отправить в утиль? Хотя, зная тебя, не удивлюсь, если уже затащил. И, видимо, пока тебя все устраивает, раз она по-прежнему та самая. Интересно, сколько же она будет носить этот статус? Месяц, два?
И так было всегда. Отец обесценивал любые слова сына, приводил в пример себя в его возрасте, намекая, что чуть ли не с рождения был взрослым и никогда не совершал ошибок. Тимур же всегда оставался безалаберным идиотом, и все его успехи были заслугой отца, матери, деда — кого угодно, кроме него самого.
— Мне не нравится этот разговор, — бросил Тимур, поднявшись.
Он хотел уйти в свою комнату, но отец грубо схватил его за предплечье и снова усадил за стол. Он никогда не применял физические методы воспитания, и даже такой жест в его исполнении показался Тимуру пугающим. Отец явно был вне себя от бешенства.
— Разумеется, сын! В этой жизни тебе нравится только две вещи: играть в футбол и портить девок. А на серьезные, взрослые разговоры тебя уже не хватает. Но пока я здесь хозяин, ты будешь жить по моим правилам. Если решишь делать по-своему, я лишу тебя всех радостей, к которым ты привык. Поверь мне, я это сделаю, потому как не намерен всю жизнь решать твои проблемы. Теперь ты будешь разбираться во всем сам. Только так можно воспитать в тебе мужчину. Не любишь Владу, не хочешь этого ребенка? Мне плевать. Это твоя зона ответственности. Нам и так придется содержать вас троих до тех пор, пока ты не начнешь работать. И пока ты не способен себя прокормить, ты будешь подчиняться. Поверь, это для твоего же блага. Впредь ты будешь думать, что и зачем делаешь. Начнешь оценивать риски, чтобы никогда больше не попадать в подобные ситуации.
Отец ясно дал понять, что с этого дня и до рождения ребенка Тимур обязан заботиться о Владе и во всем ей помогать. Разумеется, любые намеки на аборт полностью исключались. Равно как и просьбы сделать ДНК-тест. Отец считал это последним рывком загнанного зверя, который от отчаянья нападает, зная, что шансы на спасение равны нулю. Тимур и сам понимал, что Влада ни за что бы не согласилась делать тест во время беременности, так что просить ее об этом все равно бесполезно.
Самым страшным из речи отца был его недвусмысленный намек на предстоящую свадьбу: «Если Влада захочет официальных отношений, ты без кривляний сделаешь ей предложение. Как только сможешь сам обеспечивать себя и своего ребенка, можешь развестись. Это твоя жизнь».
У Тимура оставалось мало времени. Он был уверен, что Влада захочет выйти за него замуж. Теперь ему каким-то образом необходимо доказать, что ребенок не от него. И сделать это нужно в кратчайшие сроки, пока дело не дошло до свадьбы. Но как это сделать, он не имел ни малейшего представления. Весь его мир рухнул в одночасье. Лежа в кровати, он смотрел в потолок и думал, как теперь объяснить все девушке, которую он искренне считал той самой, и не собирался терять во второй раз.
Санта-Барбара