Туманная радуга

— Тут, кстати, есть кое-что и для тебя. — Родственница указала на груду пакетов. — А то в последнее время ты одеваешься так, как будто хочешь заинтересовать службу опеки и попечительства.

— Нормально я одеваюсь. Я уже устала от этих юбок и платьев. От них никакого толку. Разве что привлекать к себе внимание всяких козлов, которые мне теперь совершенно ни к чему.

— Кстати о козлах! Пойдем-ка на кухню, у меня есть, что тебе рассказать. И сразу предупреждаю: с Полянским ты больше никуда не пойдешь. Это даже не обсуждается.

«Да не больно-то и хотелось», — подумала Вероника, которая и так уже знала об Андрее достаточно, чтобы не хотеть иметь с ним ничего общего.

Тетка рассказала, что пока утром прогревала машину, стала невольной свидетельницей разговора бабушки Андрея с другой пожилой соседкой у их подъезда:

— Так вот, бабуля сказала, что «Андрюша» и его девушка из Лос-Анджелеса собираются сыграть свадьбу после окончания колледжа, и что у них там великая любовь — даже детей планируют. То есть, приглашая тебя в кино, этот скот Полянский, хотел и рыбку и съесть, и…

— Рит, да к черту его. Я пошла с ним в кино, только чтобы отвлечься от мыслей о Ханине. Но Ханина тоже к черту, потому что он еще больший скот, чем Полянский.

После этой истории у Вероники ничего даже не екнуло. В глубине души она и сама понимала, что такой парень, как Андрей, наверняка не скучает в своем Лос-Анджелесе. Все они были одинаковыми. Им мало одной-единственной девушки, они хотят заполучить всех. Как назло, Веронику привлекал именно такой типаж, но с этим она уж как-нибудь разберется. Сама того не желая, девушка начала возвращаться к мыслям о Тимуре. Их было так много, что они снова захлестнули ее с головой. Она в них тонула, задыхалась, пыталась остановить этот поток сознания, но ничего не получалось. Это было похоже на цунами, которое обрушивалось на нее каждый раз, когда у нее появлялось время поразмышлять о жизни. Почему все так случилось? Могла ли она что-то изменить? И если да, то как? Что ее ждет дальше? А что, если ей всю жизнь будут попадаться такие парни? А вдруг дело вообще не в них, а в ней самой? Вдруг это она была не права, сделала что-то не так? А, может, она и вовсе заслужила такое отношение? Вероника пыталась ответить себе на все вопросы, но ответы каждый раз получались разные. Она просто сходила с ума. Выход был лишь один. Налив себе чаю, она поспешила к себе в комнату, где ее ждал спасительный сборник задач по физике.

***

Тимуру предстоял последний матч в этом году. Разумеется, Влада пошла на тренировку вместе с ним. Она лезла во все сферы его жизни, везде таскалась за ним, не оставляя ему личного пространства, и это уже порядком ему надоело. Он хотел избавиться от нее, но не знал, как это сделать. Расставаться по-хорошему, как он привык, Влада точно не собиралась. Да и по-плохому тоже. После пятничной репетиции вальса, она набросилась на него со слезами и проклятьями в адрес Вероники. Он был уверен, что теперь снова свободен от бремени отношений, но не тут-то было — Влада стала еще более назойливой, чем прежде.

Но не только ее чрезмерная назойливость стала причиной его недовольства. Просто Мальцева была не такой, как нужно. Она была неправильной и все делала не так. Ее манеры, вкусы, увлечения, ход мыслей и даже смех казались Тимуру сплошной ошибкой. Ему хотелось, чтобы она вела себя иначе. Как Вероника. От осознания этого становилось совсем паршиво.

Он сам до конца не понимал, с какого момента поведение Каспранской вдруг стало для него эталонным. Она никогда не казалось ему особенной, но почему-то за время ее отсутствия он точно осознал, что другие девушки недостаточно хороши. И дело было вовсе не во внешности. Просто никто из них не смеялся так же классно и естественно, как это получалось у нее. Никто не мог уловить иронию его внезапных переходов от одного к другому — все остальные девушки смеялись чисто по инерции, даже до конца не понимая смысл его шуток. Было еще множество моментов, которых Тимуру так не хватало в отсутствие Вероники. Он скучал по ее запаху, голосу, волосам, привычке хмуриться, по ее непробиваемому спокойствию, чаю с мятой, который только она одна умела заваривать столь филигранно, что он бы мог выпить литра три за раз; по двум маленьким родинкам на ее левой руке, напоминающих Землю и Луну, и даже по ее постоянной задумчивости, как будто она вечно витала в облаках, забывая, где находится. Раньше он даже не обращал внимания на такие мелочи, а теперь это все было необходимо ему как воздух. Она — единственная девушка, которая сумела не только проникнуть в тончайшие материи его Вселенной, но и стать их неотъемлемой частью. И сейчас, без нее, он казался себе каким-то неправильным.