Туманная река 3

— Ой! — взвизгнула девушка, и запрыгнула мне на руки, — крыса! Боюсь краса!

— Сам крыс боюсь, — признался и я.

Я вынес практически невесомую девушку на освещённый бульвар и поставил на землю в целости и сохранности.

— Нам туда, — показала она рукой, — набережная Фламинио.

Мы прошли по какой-то кривой улочке, да, ночью тут одной ходить Минздрав точно не рекомендует, подумал я.

— А я всегда теперь работать на баскетбол, — задорно сказала Маура, — я поменяться!

— За меня болеть будешь? — улыбнулся я, хотя в потёмках вряд ли девушка видела выражения моего лица.

— Сюда, — итальянка открыла деревянную калитку, которая вела во двор дома, — это мой общежитие.

— Завтра выходной, — я посмотрел на тускло горящие окна, потом опустил голову и посмотрел в глаза девушки, — встретимся в Палаццетто послезавтра. Ты меня понимать?

Она вдруг резко встала на цыпочки, обвила руками мою шею и смачно поцеловала меня в губы. Я понимал, что мне нужно было как-то возразить. Ведь у Мауры есть любимый парень во Франции, а у меня Наташа в Москве. Буду считать, что это просто поцелуй благодарности, за то, что не бросил девушку ночью одну. И за то, что спас от крысы. Все эти мысли проносились в моей голове пока Маура вдоволь не нацеловалась.

— До послезавтра, — засмеялась она и убежала в общежитие Института Физического воспитания.

— Скажи спасибо, что не пригласила к себе на чай, — буркнул я себе под нос, — как бы ты в гостях оправдывался, что ты не такой, что просто зашёл попить этот самый чай.

На обратной дороге я устроил себе небольшую пробежку. Завтра обязательно поговорю с Суреновичем, если нужно встану на колени. Но эту Олимпиаду я просто обязан выиграть! Не больше километра занял обратный путь, пять минут и вот он наш уже родной корпус.

— Э, молодёжь! — возмутился я, шутя, целующейся в тени дерева парочкой, в которой распознал Борю Никонорова и американку Дорис Фукс, — вам спортивный режим уже не писан?

— Тьфу ты, напугал! — шикнул Боря, — я, между прочим, в четвертьфинал вышел, в отличие от вас пораженцев!

— Случайно, наверное, — со скорбным видом произнёс я.

— Да пошёл ты! — рассвирепел боксёр легковес.

— Юэ май хат, юэ май соул, — узнала меня американка.

— Ес оф кос! — ответил я, — Боря, чтоб через пять минут был под одеялом, один! Зайду, проверю!

Бросил я Никонору и чтобы не нарваться на серию убойных ударов, рванул к двери нашего корпуса. У самого входа я смело развернулся и погрозил кулаком.

— Хулиган! — добавил, похохатывая я.

28 августа на Олимпиаде совместили воскресенье и выходной день. Лично я такого в прошлой своей жизни не помнил, чтобы организаторы игр вообще устраивали выходные. Но поваляться в кровати мне кроме совести, не дал наш тренерский штаб. В дверь культурно постучался мой бывший физрук Анатолий Конев и пригласил на пепси-колу в комнату Суреновича. Конечно, поворчал я, за чай здесь платить надо, а пепси-кола в рекламных целях во всей Олимпийской деревне бесплатно.

— Ультиматум, бить будут, — буркнул я, входя к тренерам.

Второй тренер, Женя Алексеев, увидев меня, удовлетворительно крякнул, и действительно разлил пепси-колу по фужерам. Я на всякий случай сел поближе к двери, если что не то ляпну, чтобы была возможность побыстрее смотаться.

— Завтра выйдешь играть с первых минут, — глядя на меня исподлобья, сказал Спандарян, — и вот ещё что…

— Прости меня, Суреович, засранца, — сказал я, пока главный искал нужные слова, — это на меня жара так подействовала, да и зал забитый под завязку…

— Ты меня тоже прости, Богданыч, — буркнул тихо наш баскетбольный главнокомандующий.

— Как с Пуэрто-Рико завтра играть будем? — быстро перевёл на другие рельсы разговор Алексеев, — как-никак серебряные призёры Панамериканских игр. Бразилии уступили всего три очка, причём всю игру вели.

— Да, соперник не подарок, — поддержал коллегу ассистент Конев.

Суренович достал металлическую доску с баскетбольным полем и расставил на ней магнитики.

— Ты — разыгрывающий защитник, — он передвинул один магнитик на периметр в атаку, — кому выйти в начале игры центровым?

— Петров или Круминьш? — второй тренер Алексеев посмотрел на меня.

— Есть такая идея, — я придвинул банкетку поближе к журнальному столику, где лежала баскетбольная доска, — операция «Ы», чтоб никто не догадался.

Шутку мою никто не оценил.

— Играем начало сверхлёгкой пятёркой, — я взял магнитики в руки, — это я — разыгрывающий, это — Витя Зубков, это — Гена Вольнов, это — Юра Корнеев, а это — Валдис Муйжниекс.

Магнитики Вадиса и Корнея я поставил в разные углы, Витю Зубкова я поставил ближе к щиту, магнитики свой и Гены Вольнова я прикрепил на периметр.

— Корней же из угла не бросает? — удивился расстановке Суренович, — и Зубков далеко не центровой.

— Что-то ты тут чудишь, — выразился с использованием в последнем слове буквы «м», Алексеев.