Туманная река 3

Я выложил две бумажки бежево-фиолетового цвета, на которых был изображён с одной стороны Владимир Ленин в анфас, а на другой — московский кремль. Конечно, по той своей жизни я помнил сотку немного меньших размеров и другого оттенка, и Ленин на ней был в профиль. И когда же произойдёт эта денежная реформа? В принципе, какая разница.

— Мы с больных денег не берём, — Марина гордо передвинула денежные купюры в мою сторону.

— А я не больной, — я вернул их обратно, — я — травмированный. У меня, может быть, психологическая травма, а вы от денег отказываетесь.

— Бери, бери, — в ординаторскую залетела Лариска, — мы на эти деньги картошечки купим, потом отварим, и бутылочку вина.

Она снова весело подмигнула мне, и толкнула в плечо Марину.

После кастрюли супа в ординаторской я проглотил за завтраком две порции гречневой каши. Потом немного послонялся по этажам госпиталя. Больные между уколами и процедурами самозабвенно резались в домино и шахматы. Я глянул краем глаза на примитивные комбинации любителей передвигать шахматные фигуры, и мне сразу захотелось спать, поэтому осторожной шаркающей походкой я двинулся в свою персональную палату. «Бдительного» милиционера, который постоянно храпел на посту, по всей видимости, вернули спать на более ответственное место службы. Зато в палате около письменного столика меня ожидал практикант, студент.

— Ну, где вы пропадаете! — подскочил он, когда заметил мою побитую физиономию, — Самуил Михайлович вас везде обыскался. Вам срочно нужно на рентген.

— Что я, флюорографию никогда не делал? — я сел на кровать, — мне сейчас нужно часик поспать, а потом как следует поесть, засекай время, Витюша.

Я завалился боком поверх одеяла и закрыл глаза. Презабавный парень был этот студент, все его звали здесь Витюшей, так как Самуил Михайлович был близким другом его отца и помнил нашего практиканта с младенческих лет. Так детское имя и перекочевало в больничные покои. Единственный недостаток Витюши, который иногда злил, а иногда и забавлял, была фантастическая рассеянность. Могли его послать за одним лекарством, а он приносил совершенно другое, и даже порой и не в ту палату. Поэтому от греха подальше прикрепили студента ко мне, чтобы следил за моим общим состоянием.

В районе восьми часов вечера, когда я после сытного обеда вновь мучился от голода, в палату заскочила Лариска.

— Витюша, мальчики, — улыбнулась она, — пожалуйте на наш небольшой сабантуй.

— Нам не положено Лариса Николаевна, — пробубнил практикант.

— Если женщина просит, бабье лето торопить её не спеши! — ответил я с кровати.

Потом встал, как сомнамбула, так как тело от полученных побоев продолжало болеть практически везде, всунул ноги в тапки и пошёл сабантуить. Витюше ничего не оставалось делать, как сопровождать меня следом. В целом здоровье моё стремительно улучшалось. Самуил Михайлович, когда рассматривал новые рентгеновские снимки, очень сильно удивлялся.

— Кости целы! Зубы целы! Ребра целы! — охал он, — и главное, гематома в голове рассосалась. Всю войну прошёл такое чудо впервые вижу.

— Это советская медицина творит чудеса, — невесело пошутил я, — одними примочками человека на ноги поставили.

— Нужно будет об этом обязательно написать статью в научный журнал, — пританцовывал от нетерпения доктор.

— Ваше право, — пожал плечами я, — только потом не удивляйтесь, когда где-нибудь в высоких кабинетах скажут, что в лучшем госпитале страны для качественного лечения лекарств и оборудования не хватает.

— Н-да, — Самуил Михайлович озадаченно почесал свой затылок.

Это означало, что статье вряд ли быть, что впрочем, меня устраивало на сто процентов.

Лариска, как и обещала, выставила на стол бутылочку азербайджанского портвейна три семёрки.

— Пейте сами и рекомендуйте всем, портвейн семь, семь, семь, — сказал я, рассматривая жёлтую этикетку бутылки.

Лариска первая прыснула от смеха. Потом я зажал ноль семи литровку горлышком вниз между колен и несильно постучал по дну бутылки. Когда пробка вышла примерно на половину, я руками, к которым уже стала возвращаться былая сила, вытянул её из горлышка. Затем содержимое разлил по стеклянным медицинским мензуркам.

— Приятно, когда за столом мужчина, — прокомментировал мои манипуляции Лариска.

— Ты смотри, отобьёт она у тебя парня, — сказала медсестра средних лет покрасневшей Марине.

— Ну, хватит вам, тётя Нюра, — психанула Марина и выбежала из ординаторской.

Лариска с видом победителя, за которым осталось поле сражения, разложила по тарелкам отваренные клубни картошки с луком. Сначала мне, потом Витюше, затем всем остальным. Я за минуту проглотил свою порцию и посмотрел в честные глаза студента практиканта, который передвинул мне и свою часть закуски.

— Мерси, — буркнул я, и снёс картошку с луком одним махом.

Еле удержавшись, чтобы не вылизать языком тарелку я галантно раскланялся перед благородной компанией незамужних девушек и женщин.

— Все было очень замечательно, дай Бог вам богатых женихов, — сказал я и поплелся спать.