Туманная река 3

— Скажу больше, — я махнул рукой, — снимать придётся и продолжение, «Челюсти 2», «Челюсти 3» и так далее. Ещё музыку, нашу пластинку можно с большим успехом толкнуть на запад. Но хорошо бы устроить гастроли перед этим. Если с баскетбольной Евролигой все сложится, обязательно нужно провести выездные матчи в Италии, в Греции, в Турции, в Австрии, в Финляндии, в Швеции и Норвегии.

— То есть я правильно понял, — Микоян заглянул в свою записную книжку — ты предлагаешь продавать джипсы, книги, музыку, кино и спортивное зрелище? А как же тракторы, станки, автомобили, полезные ископаемые?

— Я, конечно, дико извиняюсь, но продавать полезные ископаемые — это удел малоразвитых стран третьего мира. И ещё не думаю, что наши автомобили там кому-то нужны, — я еле сдержался, чтоб не заражать, — экспорт же массовой культуры может приносить доход до трёхсот, четырёхсот процентов долгие годы. А самое главное молодёжи, которая будет там, за бугром, слушать нашу музыку, читать наши книги, смотреть наше кино, покупать наши шмотки, уже не очень то и расскажешь, что СССР — это империя зла.

— Любопытно, — пробормотал Анастас Иванович, — хорошего тебе концерта, — мы пожали друг другу руки.

Обратно в ДК Моряков, отказавшись от служебного авто, я потопал пешком. Неужели заработало, думал я, неужели поросшие мхом партийные лидеры начнут хоть немного соображать? Или эти «танцы с бубном» вокруг экспорта массовой культуры нужны только Микояну. А остальным до лампочки, самое главное — лишь бы их жопа в тепле была. Подумаешь народ в нищете, у них ведь спецобслуживание, отдельные дома отдыха, отдельные больницы, отдельные магазины, прекрасные квартиры и дачи. Да, времена меняются, а люди нет, только аппетиты растут.

Четвёртый раз за дискотеку, мы играли, про то, что едем в Одессу. Музыка для ног, что называется — зашла.

— В аэропорт, — надрывался Толик, — С трапа самолёта, Сойду, морским Воздухом дыша. Возьму такси И, счастьем опьянённый, Бульвар Приморский Увижу я.

— Мы едем, едем, едем, едем, едем в Одессу! — эти слова уже орал весь стоявший на ушах зал, — В жемчужину на черном, черном море Одессу! Мы едем, едем, едем, едем, едем в Одессу! В Одессу, в Одессу!

— Толечка я тебя люблю! — орали девчонки около сцены и стучали ладошками по её паркетному покрытию.

— Одесса я тебя люблю! — в ответ перекрикивал нашу качёвую вещь Толик.

А когда под буц-буц-буц-буц все прыгали, мне показалось, что трясутся стены и потолок.

— И последняя на сегодня композиция, — заметно охрипшим голосом сказал Маэстро в микрофон, — «Дым над водой».

— Давай про Одессу! — хором вновь взвыл весь зал.

Мы переглянулись, я махнул рукой, и мы вновь затянули танцевальную вещь всего с одним еле-еле сочинённым куплетом и бесконечным припевом.

— Мужики, — после концерта меня остановил какой-то морячок, — я из загранки только вернулся, впервые такое вижу и слышу. Может коньячку, за Одессу маму?

— Не можем, у нас тур лимонадный, — соврал я, — должны по контракту пить только лимонад. Так что без обид!

— Когда снова приедете? — растерялся морячок.

— Когда партия прикажет, — отшутился я, — комсомол ответит — есть!

В гримёрке окончательно стало ясно, что голос Толик минимум на неделю потерял. Ему что-то успокаивающее шептала Лиза. Наташа принесла горячий чай.

— Ты, Толик, конечно, извини, — я присел рядом, — но видать придётся мне девчачью группу создавать. Что поделать, раз ты такой певец бесшабашный.

— Шаляпин! — ляпнул Санька.

Глава 38

Предчувствуя оглушительный успех со спектаклем, Семён Викторович Болеславский пришёл в ДК в воскресенье ни свет ни заря. Ему хотелось ещё раз всё проверить и перепроверить, перечитать финал, который ему очень понравился.

— Гениально, — шептал он, — гениально!

Внезапно в дверь постучали, и в маленький обшарпанный кабинет ввалилась с лихорадочным блеском в глазах исполнительница роли Гали, Юлия Николаевна Семёнова.

— Вот здесь нужно подписать, — сунула она режиссёру на стол непонятную бумагу.

— Что это? — раздраженно спросил Болеславский, которого нервировало, что его отвлекают от творчества.

— В школе требуют доказательства, что я не отлыниваю от внеклассной работы, — учительница ткнула пальцем, куда нужно поставить подпись.

Семён тяжело вздохнул и поставил свою завитушку.

— Где печать? — потребовала дотошная Семёнова.

— У меня её нет, — удивился Болеславский.

— Ах да, чуть не забыла, — Юлия Николаевна выставила на стол из сумки бумажный пакет с пирожками, — если не попробуете, успеха не будет.

— Хорошо, — опешил режиссёр, — я как раз сейчас буду пить чай. Постой!

Учительница литературы внезапно вздрогнула.

— Текст хорошо выучила? — Семён вперился в неё, как на допросе.

— Как Отче наш, — отмахнулась Юлия Николаевна и пошла в гримёрку.

* * *