Затем я примерно час в отдельном кабинете разъяснял новые баскетбольные правила специально для всех главных тренеров восточно-европейских команд. Использование семиметровой дуги, броски из-за которой будут приносить в копилку три очка, понравилось почти всем. Лишь Гомельский очень сильно возмущался, и кричал, что это убьёт дух баскетбола. И его можно было понять, ведь теперь за счет одного уникального центрового Яниса Круминьша игру уже было не сделать. Ведь кроме толкотни под щитом, нужно было придумывать что-то ещё. Александр Яковлевич, конечно, долго кричал, что пойдёт жаловаться в Обком. Но оставшись в одиночестве против семнадцати других наставников, с неизбежной участью баскетбольного прогресса — смирился.
Выйдя из Дома Союзов, я посмотрел на часы. У меня оставалось ещё достаточно времени до премьеры творческих встреч в ДК. И я, не теряя ни минуты, поехал на улицу Александра Невского. Во-первых, захотелось пригласить в театр Лизу. Во-вторых, меня очень сильно тяготила неизвестность и недопонимание, что возникли между нами.
Однако наша встреча сразу же пошла не по плану. И хоть романтик сурового гаражного рока Егор Летов и утверждал в своём творчестве, что обычно всё идёт по нему, то есть по плану. На практике чаще выходило — куда ни кинь, всюду клин.
В квартиру девушка меня не пригласила, и общались мы на лестничной площадке.
— Я долго не решалась тебе сказать, — пролепетала Лиза. — Завтра я сыграю с вами на записи в студии, а послезавтра уезжаю в Ленинград. Мне там предложили место в симфоническом оркестре.
— Уезжаю в Ленинград, как я рада — как я рад, — пробубнил я. — Я тебя чем-то обидел?
— Нет, мы просто на несколько дней сошли сума, а сейчас я поняла…, - девушка не смогла закончить фразу, так как у неё из глаз выкатилось несколько крупных слезинок.
— Что наша встреча была ошибкой, — закончил я. — У тебя там кто-то есть?
Лиза беззвучно закивала головой. Я обнял девушку и погладил по волосам.
— Может быть, ты и права, — прошептал я ей в ухо. — Ведь что-то пошло совсем не так.
Я быстро, стараясь не оглядываться назад, спустился по лестнице вниз, на улицу, на свежий воздух. Ещё где-то минут пять посидел за рулём микроавтобуса, пытаясь унять дрожь в руках и успокоить мысли. И вдруг на меня спустилось какое-то умиротворение, и на ум пришли простые стихотворные строчки:
Проходит день, проходит ночь,
Мы словно звёзды, летящие прочь.
На самом крае, забытого сна,
Остались клятвы, мечты и весна.
— Приеду домой, запишу, — пробурчал я себе под нос, повернув ключ зажигания.
Но вместо того, чтобы заехать домой, принять душ и переодеться перед премьерой творческих встреч, я решил заглянуть на чёрный рынок. Голова вновь заработала, как хороший компьютер. «Чтобы впечатления о премьере для товарища из министерства культуры остались исключительно положительные, одного чистого творчества может и не хватить, — подумал я, разворачиваясь на перекрёстке. — Это значит, нужен хороший коньяк, хотя бы бутылки две. Закуска, желательно дефицитная. И какой-нибудь достойный презент».
К ДК Строителей после хлопотного посещения рынка я подъехал примерно за полчаса до представления. Припарковавшись на свободном месте, и похватав объёмные сумки в обе руки, я поспешил в «культурное сердце» всего Измайловского района.
— Богдан! Ты чего своих не узнаешь? — Окликнул меня кто-то с боку.
— Трещалов? — Удивился я, выходящему из своего персонального автомобиля актёру.
— Как тебе лимузин? — Ухмыльнулся он. — ГАЗ-М-20, «Победа», — Леонидыч любя погладил своего «горбатого стального коня» синего цвета. — У деда очередь подошла на машину, покупали уже всей семьёй.
— Тогда надписи одной не хватает, — хитро улыбнулся я. — «Спасибо деду за «Победу»!»
Трещалов от хохота согнулся пополам.
— Больше ничего не говори, а то итак на сцене «расколюсь» из-за твоего рассказа «После бани», — выдохнул он отсмеявшись. — И откуда только в твоей голове эти истории рождаются?
— Не поверишь, если скажу, — хохотнул и я.
— Я полотенце повесил на шею, иду себе спокойно, отдыхаю, — Леонидыч принял выражение деревенского простака. — Это самое, сохну постепенно… Морда кра-асная такая, ага…
— Точно, — я брякнул сумками. — Лучше синий диплом и красная морда, чем красный диплом и синяя рожа. Студенческая мудрость, между прочим.
— Ха-ха-ха, Всё молчи! А что в сумках? — Заинтересовался актёр.
— Коньяк, закуски и iPhone последней модели, — я ещё раз брякнул содержимым.
— Какой фон? — Растерялся Трещалов.
— Я говорю подарочный комплект «Кремль»! В нём в красивой коробочке автоматическая ручка с закрытым пером и механический карандаш. Презент товарищу из министерства культуры.
— Взятка? — Искривился Леонидыч.
— Скорее страховка, — сказал я, и мы вместе потопали во дворец. — Нам сейчас без запасного парашюта прыгать вообще нельзя. Ты думаешь, «Иронию судьбы» по иронии судьбы закрыли?
— Ясное дело, Фурцевой постановка не понравилась, — пожал плечами будущий Сидор Лютый.