Туманность Андромеды

Первый луч света, проникший в мир, был не чем иным, как ритмической волной. Гармония – это космический гром. Ритм и гармония вместе составляют музыку миров. Музыка присутствовала при рождении мира и пребудет вовеки.

Чем больше Ирид всем своим существом растворялась во мне, чем сильнее ее душа приникала к моей, а тело сливалось с моим, тем больше она отгораживалась от внешнего мира. Она даже вознамерилась уволить свою служанку Окк и лишь мое твердое вмешательство удержало ее от этого шага.

При этом тело Ирид, лицо, выражение глаз становились все прекраснее, и она манила меня все сильнее.

Почувствовав первые признаки материнства, Ирид снова обратилась к окружающему миру. Ее серебристый голос стал похож на таинственно звучащий колокольчик. Ее шаги, каждое ее движение таили в себе некое обещание, от всего ее белоснежного тела исходил чувственный аромат цветущей, набухающей жизни. Я так и дышал блаженством.

Большего желать было невозможно.

Нельзя сказать, что отец упрекал ее за изменившееся мировосприятие, – слишком глубоко было укоренено в этом мире уважение к чужой свободе.

Однако он – впервые в своей жизни – перестал понимать свою дочь, которая жила теперь в другом мире, и это непонимание росло с каждым днем.

Визиты наши к старому Ворде сделались редкими, да и он посещал нас не так охотно, как прежде.

Произошло нечто другое: вновь возникла фигура Фазена Отта.

Фазен Отт, о котором я еще не упоминал, поскольку знал о нем лишь из рассказов моей подруги, появился в жизни Ирид еще до моего прихода. Это был высокий человек с тонкими чертами лица, глубокими темными глазами и мечтательным взглядом.

Он так же питал честолюбивую мечту стать детским учителем, однако не смог достичь нужной квалификации и теперь ступил на административную стезю служащего территориального округа, к чему имел достаточные способности. В известное время он возглавил администрацию округа и слыл осмотрительным и надежным управляющим.

Он познакомился с Ирид еще во время учебы и уже давно полюбил ее. Среди мужчин, окружавших Ирид, он пользовался ее наибольшей симпатией. Не раз она была близка к тому, чтобы уступить его тихому и безмолвному настоянию. Однако ее всякий раз удерживали от этого мысли, о которых я узнал лишь теперь.

Фазен Отт был принужден с разочарованием отступить, и его подругой стала другая женщина. Однако их взаимная любовь продолжалась недолго, всего два года, и теперь, когда он остался один, его влечение снова обратилось к Ирид.

Начал он с визитов к Ворде, который, будучи одним из старейших жителей округа, и без того имел с ним кое-какие общие дела.

От старика Ворде он и узнал о странном появлении в доме Ирид упавшего с неба дикаря.

Поскольку сказки о дикарях не печатались в газетах уже с незапамятных времен, а люди не проявляли непрошенного любопытства к делам соседей, то стало вполне возможным (на Земле это показалось бы дикостью), чтобы я прожил у Ирид годы и никто из незнакомых никогда об этом так бы и не узнал. Никакой регистрации жителей в округах, иначе как по общему числу, предусмотрено не было.

Поскольку никаких тайн между жителями быть не могло, Фазен Отт узнал от Ворде, что Ирид ждет от дикаря ребенка.

Далекий от того, чтобы разгневаться на Ирид, свобода которой (как и любого другого человека) была для него священна, он, тем не менее, был глубоко потрясен и, встревоженный до глубины души, все же решил проведать ее, чтобы узнать о ее судьбе.

Однажды днем он появился у нас на пороге. Ирид встретила его радушно и представила ему меня как своего супруга.

Фазен Отт, который уже знал, что со мной можно объясняться исключительно на детском языке, осторожно спросил у Ирид, нельзя ли отослать дикаря. Он хотел бы поговорить с нею наедине.

Ирид покраснела до корней волос, но все же попросила меня, не понявшего и половины из их короткого разговора, оставить их. При этом она меня поцеловала. Я вышел.

Через некоторое время я выглянул из окна и увидел, что этот человек идет по дорожке непривычно торопливым для здешних мест шагом. У садовой калитки он обернулся и бросил взгляд на наш дом. В его глазах, глазах томной косули, горел необычный огонь.

После этого я услышал шаги Ирид. Я поспешил к ней навстречу, и – к моему несказанному удивлению – она, как ребенок, плача и всхлипывая, бросилась мне на шею.

Еще до всяких расспросов, я понял, что ее оскорбили. Ее короткий ответ подтвердил мое подозрение.

Во мне поднялась волна совершенно земного гнева, крайне бездуховного. Уже то, что он попросил отослать “дикаря” из комнаты, было с его стороны недопустимой дерзостью – не столько даже по отношению ко мне, как для Ирид, которая только что представила ему меня как своего супруга. Мне стоило немалых усилий сдержаться и не указать лощеному юнцу на дверь.

Теперь же все во мне клокотало. Я вскочил, отстранив испуганную Ирид, подхватил свою висевшую у дверей крепкую трость, кликнул своего друга Туру и бросился вдогонку мечтательному святоше.