Через пару лет я научилась забирать опытные образцы, не глядя на них. Заходила в камеры хранения, пристёгивала поводок или делала укол, перекладывала в контейнер и относила в центральную лабораторию. Опыты над ещё живыми, лишёнными голосовых связок, молча открывающими рты существами стали для меня личной психологической тюрьмой. С Платформы не было иного пути, кроме как ногами вперёд. И мы все поняли это уже через полгода исследований. Эдария, платившая нам раньше за наших искинов жалкие гроши, неожиданно начала поощрять любые проекты, если они касались изучения ксеноформов. Стоило только указать в ведомостях пункт, будто необходимые материалы и оборудование требуется для этого, как уже через пару дней мы получали всё запрошенное.
Я нередко задавала себе вопрос, для того ли училась в академии, работала в центральном госпитале Альфы и спасала жизни людей, чтобы теперь люди, возможно, даже те, кому я помогла, читали где-то на другой планете сухие данные и смотрели таблицы полученных результатов?
Хотите знать, зачем? По какой такой причине всё это было нужно? Мне тоже было это не понятно. Всё, что я знаю, Эдария приказала проводить эксперименты после какого-то замятого случая пленения в течение двух лет одного из военных, заплатила Альфе и пообещала приоткрыть доступ на внешние рынки Конгломерата для наших основных разработок по теме искинов для судов малого и крупного класса. Но, как я успела убедиться, основными эти разработки быстро перестали быть.
Первым, что интересовало заказчиков, было изучение самих ксеноформов. Питание, адаптация, поведение в непригодной среде. Мы искали оружие, средство уничтожения захватчиков. И для кого-то в наших рядах это стало даже престижным. К примеру, для моего куратора и начальника, доктора биологических наук Сардоки. Он пускал под нож десятки ксеноформов, десятки животных, а впоследствии - и людей. Ничего особенного нам создать так и не удалось. А вот потом наши лаборатории принялись за создание гибридов. Скрещивание началось с клеток и тканей, потом перешло на эмбриональную стадию, и перед самым нападением мы уже лишь доделывали те результаты, которых удалось добиться за несколько лет до этого.
У нас получились жизнеспособные гибриды человека и ксеноформов. Не знаю, кто думал, будто бы, имея основной генотип человека, они будут лояльны к своим создателям и целой человеческой расе, но дальнейшее убедило всех в обратном. Редкие и задавленные, как пропагандисты революции голоса, твердившие о злобе и агрессии людей, не переломили сути дела в положительную сторону.
Первые гибридные особи отправились к ксеноформам, после чего, когда несколько военных конфликтов были всё же приостановлены, с нас потребовали ещё.
Мы создали тех, кто не просто продолжил уничтожать нас, а для кого это стало бессознательным, не требующим никаких причин действием, заложенным в генах. В генах любого человека из тех, кто шёл под нож. Или вы считаете, что на Платформу доставляли только добровольцев? Дипломаты, переговорщики, люди без выраженной агрессивности к нам никогда не попадали. Так чего же хотели увидеть в результате в Сенате? Добрых и любящих гибридов, способных выживать в безводном пространстве, чтобы они не требовали свои планеты обратно? Мы скрещивали перепуганных и озлобленных заключённых, недалёких умом, с клетками чужой нам расы, надеясь получить стабильных, добрых и умных полулюдей. А получили только одно: человеческое ДНК действительно оказалось сильнее. Выживаемость выросла, ксеноформы перестали остро нуждаться в водной стихии. А ещё они получили агрессию, злобу, ненависть, иррациональное поведение и жажду убивать. И на фоне всего перечисленного - почти полное отсутствие разума и самоидентификации, как личности.
Это не могло продолжаться долго. Мы все понимали, что эксперимент провалился. Не просто рухнул, а ещё и повлёк за собой последствия. Проблема не решилась, она усилилась. И мы всё ждали, когда за нами придут, явятся подчищать концы, чтобы никто не узнал о том, откуда взялись агрессивные и живучие твари, похожие на привычного врага. И этот день настал.