Туманные тёмные тропы

Майер не забывал кланяться в ответ. В конце концов, он удалился в малолюдную часть парка, где росла очередная имитация Леса — высокие сосны, ельники, заросли орешника. Всё привозное, всё извне, из Старого Мира. «Поддельный» великан стоял, развлекая туристов в дальней части парка, но желающих посмотреть на него теперь немного, ведь рядом есть как минимум два настоящих. Детишкам всё равно: они с восторгом бегали вокруг «имитации», залезали на его ноги и веселились как могли.

«Не понимаю, — снова подумал он. — Тевейра, зачем тебе это? Ты обязана работать? Хочешь или не хочешь, но обязана? Только Мерона или её заместительницы могут вызвать тебя, и кто же из них вызвал? Не могу поверить, что это Мерона».

«Видимо, да, ты должна работать, — продолжал рассуждать он. — А мне нужно принять это как данное, как часть твоей жизни. Но я не могу. Если бы мне сейчас попался этот твой клиент, я бы его убил. Да, я убил бы его изощрённо и жестоко. Вроде и считаю себя цивилизованным человеком, и вот она, цивилизованность, вся сползла напрочь.

Поехать к Умнику? Нет, не сейчас. Завтра собрание, мне надо подготовиться. Я уже порядком не следил за последними событиями, а надо быть в курсе. А завтра, после собрания, я поеду к Умнику. Послушать его трёп, побродить по поместью и вокруг. Отвлечься. Мерона всё понимает, не зря она тоже уехала. Я ещё не готов принимать всё это как данное. Но учусь. Похоже, учиться действительно никогда не поздно».

Всё, за работу! Майер поправил костюм — безупречный, традиционный тегáрский костюм — и направился к выходу. «Сначала в библиотеку, — подумал он, — а потом к себе, в новый дом — общежитие. Вот и отлично, я ведь хотел ощутить себя студентом».

«Я не боюсь будущего», — сказала тогда она.

— Я тоже не боюсь. — Он подумал, улыбнулся, и повторил это вслух. — За работу, доктор Майер! Стемран нуждается в вашей помощи.

25

Стемран, Провинция Стемран, Отель «Величие», Техаон 8, 163 г., 23:55

Тевейра, сейчас её звали Арэмо, потому что это имя нравится клиенту, убедилась, что довольный и счастливый клиент спит, потянулась, ощущая себя счастливой и довольной. Тяжёлый, очень тяжёлый клиент, три её сестры отказались работать с ним, и на язык не воздержан, и лезет, куда не просят, и желает очень странного. Но… он меняется. Она чувствует это. Он вернётся домой, к семье, к детям и всем остальным, и те удивятся — увидят, что он станет рассудительнее, добрее, спокойнее; грязные, по их мнению, фантазии покинут его ум. Сколько в нём всего было… Арэмо бесшумно встала и убежала в душ. Провела там пятнадцать минут и ушла на кухню, где она ублажала клиента изысканным чаем и другими напитками, читала ему стихотворения…

Ещё пятнадцать минут, и Арэмо ушла, отодвинулась, заснула, и вернулась Тевейра. И сразу стало так горько и тоскливо, что захотелось плакать.

Едва слышные шаги. Мама. Конечно, она всегда приходит, когда страшно и грустно. Так было с детства, и мама всегда приходила вовремя.

Она молча уселась, и Тевейра села ей на колени, прижалась к груди, обняла. И заговорила. Так, как её учили, мысленно заговорила, хотя никакие мысли не слышатся и не читаются, а слышатся только образы, а не слова.

«Я боялась, мама, что всё это так же, как с другими, как со всеми клиентами, что я попробую перестать быть Тевейрой и всё, всё это кончится. И я пойму, что он милый, приятный человек, что я рада быть с ним и терпеть его, если он не сумеет преодолеть себя, но что всё кончится, что всё настоящее, самое настоящее, кончится… — думала Тевейра. — Я видела его сегодня, он был с моими подружками, и он знал, что я его видела, и я видела, как ему плохо, он так и не понял тогда, и думал обо мне не очень хорошо, пусть и говорил себе другое. А потом, а потом что-то случилось, — продолжала она, — я почувствовала, что когда он вспоминал меня, но всё было очень приятное, и никакой горечи, хотя будет горечь, он ведь такой, ты знаешь… И вот я снова Тевейра, и снова всё вернулось, и я теперь боюсь становиться кем-то ещё. Мама… отпусти меня, — она с мольбой взглянула на Мерону. — Ты даёшь всем отпуск, чтобы люди могли устроить свою жизнь так, как видят, и всё обдумать, и вернуться потом. Я вернусь, о Великий Лес, почему я говорю, ты же сама всё знаешь. Я никогда не уеду от тебя, не покину Лес, а если так нужно, я перестану появляться между вами. Отпустишь? Мама, я знаю, что тебе станет трудно, сейчас очень много работы, но я вернусь, ты же знаешь».

Тевейра выпрямилась, и увидела слёзы и улыбку, Мерона кивнула: «Да, Вейри, девочка моя, конечно, я отпущу тебя, а когда ты решишь вернуться, буду рада, и все будут рады, ты же знаешь».

— Да, Вейри, — произнесла она вслух. Такие вещи положено говорить вслух. — Решай сама, когда и насколько. Я соглашусь с любым твоим решением. Ты сама знаешь, почему.