Туманный берег

- Ага, - согласно усмехнулся следователь и повернулся к Лиле:

- Она с рождения была левшой, так? Она всегда писала левой? С самого детства? И, понятно, владела ей куда лучше, чем правой? А значит, львенок должен был быть прорисован четко и без всяких неуверенных линий?

Она сжала ремешок сумки так, что побелели пальцы, и судорожно, навзрыд заплакала...

* * *

Надсадное дребезжание телефона все ещё отдавалось в её ушах, хотя трубка вот уже двадцать минут лежала на рычаге. Скрученный белый провод изгибался петлей. Алла наклонилась вперед и попыталась расправить петлю. Ничего не получилось. Тогда она откинулась на спинку дивана и допила воду из стакана. Всю, до капли.

По оконному карнизу, курлыкая, прогуливался толстый голубь. Прежде Алла их гоняла - её тошнило от одного вида засохшего голубиного помета на подоконнике. Сейчас вставать не хотелось. Голубь важно надувался, перья на шее переливались всеми цветами радуги, красный маленький глаз косил в комнату любопытно и злобно.

Она почему-то с самого начала почувствовала, что это - конец. Еще когда выходя из лифта, услышала, что в квартире звонит телефон. Но все равно бросилась к двери, нашарила в сумочке ключ, влетела в квартиру и, схватив трубку, "аллекнула".

Молчание длилось всего секунду. И, наверное, тогда она окончательно поняла: "Все!" Ничего больше не будет и ничего уже не нужно: ни российского сыра, купленного на рынке, ни новенького ещё набора американской косметики, ни постельного белья, ни ремонта в квартире - ничего...

- Алла? - спросил Вадим, словно хотел удостовериться, что это, действительно, она.

- Да, это я, - отозвалась она вмиг севшим голосом.

Он снова помолчал. Потом судорожно втянул в себя воздух: она слышала там, на том конце провода его странное дыхание.

А ещё через секунду он сказал:

- Я все знаю. И Лиля знает. Так что можешь не оправдываться. Ничего не говори, ладно? Ни слова. А я скажу... Олеськи я тебе, сволочь, не прощу никогда.

И все. Короткие мерные гудки, как сокращения сердца.

Алла положила трубку. Аккуратно, на рычаг. Вернулась в прихожую, разулась. Поставила босоножки на полку, подняла с пола пакет. Прошла с ним на кухню. Выгрузила в холодильник сыр, молоко, овощи и сосиски. Включила чайник. Вода забурлила.

Она босиком прошлепала в комнату, достала из ящика стенки ампулу, одноразовый шприц и упаковку таблеток. Снова заглянула на кухню, выдернула чайник из розетки и закрылась в ванной. Ей не было ни горько, ни страшно и почему-то казалось, что она знала. С самого начала знала, что это закончится именно так.

Знала ещё в тот день, когда стояла на окне в туалете студенческого общежития и просто смотрела вниз. В женскую уборную тогда ввалился пьяный Игореха Гараев с четвертого курса. Озадаченно остановился напротив кабинки, оглянулся на Аллу:

- А я туда, простите, попал?

- Не-а, - ответила она. - Тебе надо было подняться этажом выше. Это третий.

- Пардон! - Он икнул и посмотрел на неё с возрастающим интересом. - А ты чего это на окно забралась? У вас, госпожа, суи-ци-ди-а... суицидальние намерения, что ли?

Алла рассмеялась:

- Дурак! "Суицидальние". "Суици-ближние".

Тогда ей было просто хорошо. Очень хорошо. В комнате тусовалась толпа народа, а в туалете её никто не трогал. И можно было стоять на окне, и смотреть на темный асфальт, и на кошек, роющихся в помойных баках, и на шелестящие деревья.

Но именно тогда она впервые представила, а что если... И тут же отогнала неприятную мысль, потому что "если" просто не могло случиться.

Их первая (она тогда ещё не знала, что и единственная) ночь любви закончилась только четыре часа назад, и все тело приятно ныло. Алла чувствовал, что никаких "если" быть не может, что Вадим никогда её не бросит, и что именно с сегодняшнего дня начинается новый отсчет в её жизни.

Что было вчера? А ничего не было! Обычная массовая попойка. Только она случайно оказалась с ним рядом за столом и сразу от волнения стала давиться колбасой. Над ней все смеялись. А потом Вадим обнял её за талию, занюхивал водку её волосами, смеялся вместе со всеми и почему-то приговаривал: "Ох, Алка, какая же ты шальная и непутевая".

Ей нравилось слово "шальная". Оно было озорным и веселым. Она хотела быть шальной, а не пресно-скучной, как многие девчонки из общаги, которые постоянно прибираются в тумбочках и стенных шкафах, варят супчики, а на досуге учатся и вяжут. Наверное, поэтому она набралась смелости и сама подставила ему лицо для поцелуя, когда они вдвоем вышли в коридор покурить.

Потом уже все курили в комнате и, не желая злоупотреблять щедростью хозяйки помещения, деликатно тушили бычки прямо в тарелках с салатами. В то время, как та, зеленея от злости, навязчиво предлагала всем пепельницы. Потом уже никто ни на кого не обращал внимания, и Алла гладила бедро Вадима прямо под столом и осторожно ползла пальчиками по ноге все выше. Он не сопротивлялся, а она чувствовала себя шальной и красивой.