Туманный берег

Спустя три часа Лиля зашла в главный подъезд областной прокуратуры, сказала дежурному, что у неё нет повестки, и её никто не вызывал, но ей необходимо срочно встретиться со следователем Андреем Щурком. Дежурный куда-то позвонил, её пропустили. Она некоторое время постояла на лестнице, борясь с головокружением и противным, скользким страхом, заставляющем все тело противно дрожать. Расстегнула сумочку, проверила, на месте ли фотографии...

В результате случилось именно то, чего она больше всего боялась. Следователь был в кабинете не один, а с тем самым, наглым и белобрысым оперативником, жевавшим когда-то шоколадку с "лионом". Оперативник сидел на подоконнике и курил, стряхивая пепел в банку из-под кофе. Темноволосый следователь что-то писал на листе бумаги. В кабинете висело кружевное облачко сизого дыма, в грязное оконное стекло билась несчастная оса.

- Ба! Какие люди! - воскликнул оперативник, отставив банку и хлопнув себя ладонями по коленям. И зло добавил. - Только рыжие! И где ж это мы прятались?

- Я уже не прячусь. Я пришла, - сказала она.

- А чего так? Деньги кончились? Жрать стало нечего? Ребенок где?

- Оля со мной... То есть, сейчас она в одной квартире, с ней няня. Няня ничего не знала, она не в курсе.

Следователь словно бы и не удивился её приходу. Спокойно отодвинул листок в сторону, вздохнул:

- Очки, пожалуйста, снимите.

Лиля только теперь сообразила, что до сих пор стоит в солнцезащитных очках. Торопливо сдвинула их на лоб, передернула плечами:

- Извините...

- Ничего... Вы пришли сделать чистосердечное признание или... Или случилось что-то еще?

Она заглянула в его карие глаза, и на секунду ей показалось, что он тревожно ждет чего-то... Впрочем, белобрысый тут же перебил:

- Да, ладно, Андрей! Пусть сама все рассказывает. Наши с тобой соображения - это наши с тобой соображения. Пряталась же она почему-то столько дней?

Да, - её ноги снова противно ослабели, от дыма совсем разболелась голова. - Случилось что-то еще. Никакого признания я делать не буду, потому что я и раньше не лгала вам ни словом. Почти не лгала...

- Почти? - ехидно уточнил оперативник.

- Почти... Я соврала в том, что касалось подруги. Это была не подруга, меня вынудили пойти в это кафе, заставили надеть плащ и очки. В общем... В общем, не надо так усмехаться: я все вам расскажу по порядку. Каких-то особенных доказательств у меня нет, но вот это, - она расстегнула сумочку, достала фотографии. - С этого я хотела бы начать. Это касается львенка, "лиона". Вы ведь подумали про "Леона", так? Про фильм Бессона, и про то, что Олеся таким образом меня обвиняла?

Следователь и белобрысый быстро переглянулись.

- Рыжая, но не дура! - почти весело заметил оперативник. Щурок же выбрался из-за стола, подошел и взял из её дрожащих рук фотографии.

На первом снимке была Олеся, поднимающая тост в студенческой компании, на второй - она же, делающая дома уроки. Учебник русского языка, мохнатый мишка на диване.

- Она не могла нарисовать этого львенка, - проговорила Лиля, боясь, что вот-вот расплачется: нервное напряжение было слишком сильным. - И она его не рисовала. А намек вы, действительно, поняли правильно. Вас тыкали носом в меня, вам объясняли: "убийца воспитывает ребенка".

- Присядьте, - следователь кивком указал на стул. Она села, нервно теребя дрожащими пальцами ремешок сумочки, в то время как он вглядывался в фотографии. Белобрысый тоже сполз с подоконника, встал у него спиной, по-гусиному вытянув шею.

- Понимаете, - продолжала она. - Это должен был быть врач или кто-то имеющий доступ к её истории болезни, но не очень наблюдательный человек. Олеся ведь попадала в аварию: у неё печень пострадала, почка и рука. Рука сильнее всего, Вадим говорил. Он рассказывал, что там нервы какие-то, чуть ли не сухожилия собрать как следует не удалось. В общем, подвижность не восстановилась, рукой она почти не владела. Это должно было быть записано в карточке!

Оперативник уставился на неё озадаченно, но беззлобно:

- Ну? И что? Поэтому она стала писать левой рукой, поэтому и львенок нарисовал левой, поэтому он и корявый такой. Травма была недавно, с левой она тоже ещё обращаться толком не научилась...

- Нет! - Выкрикнула Лиля, судорожно прижав сжатые кулаки к щекам и устыдившись визгливости собственного голоса. - Нет же! Я тоже так думала! Я думала, что же мне во всем этом не нравится. А потом поняла! Я вчера только поняла. Фотографию одну увидела, а там семь человек за столом: у всех вилки в правой руке, а у одной девчонки - в левой...

Она ещё не договорила, а следователь уже понимающе кивнул и усмехнулся, и развернул фотографии к свету.

- Смотри, Серега, - негромко сказал он, положив по одному снимку на каждую ладонь. - Смотри и соображай. Ну, допустим, эта фотка могла быть сделана уже после аварии, хотя, вообще-то, если честно, Кузнецовой здесь лет восемнадцать. Ну, а эта-то? Ей тут лет семь-восемь, правильно?

- Елы-палы! - простонал тот. - Ну, блин, Груздева сюда надо! "Непривычный леворучный почерк", "непривычный леворучный почерк"!