Туманный берег

И он, действительно, поднял на неё глаза, едва заметно повел бровью и проговорил, обхватив рукою подбородок:

- А знаешь, может быть, ты и права, Алла...

И важными остались только две вещи в мире: его взгляд, пронзительный, долгий и какой-то ищущий, и её собственное имя "Алла", которым он закончил фразу. Именно "Алла", а не "Алка"! Не "подружка моя", и не "доктор Денисова"! Алла! Алла! Алла... Это значило, что он почти принял единственно верное решение, к которому она его нахально подвела, как ослика на веревочке. Это значило, что он не против того, что она так бесцеремонно предложила себя в жены. Это могло значить только то, что он думает о том же и, может быть, даже хочет того же. Хотя и боится пока себе в этом признаться... Он сказал: "Может быть, ты и права, Алла", а она явственно услышала: "Я буду с тобой, Алла. Мне просто нужно время". Это было первым шагом. Всего лишь первым...

Дальше карусель стремительно завертелась. Синеглазая Олеся благополучно разрешилась полуторакилограммовой девочкой, подтвердила свое нежелание сохранять жизнь "плоду", и новорожденную немедленно подключили к системе жизнеобеспечения. Первые результаты оказались обнадеживающими: малышка вполне могла выжить. Вадим казался совершенно счастливым, а Алла потихоньку обновляла свой гардероб.

В тот день, когда он пригласил её ресторан, он надела шикарный брючный костюм песочного цвета, очень идущий к её глазам и босоножки с расширенными книзу каблуками. Заказали мясо с черносливом, салат, какое-то вино.

- О чем ты хотел со мной поговорить? - спросила она с неуверенной нежностью, когда официант, принявший заказ, отошел от столика.

- О чем? - Вадим улыбнулся. - Да обо всем сразу: о моей девочке, о всяких формальностях, но главное, о тебе... Ты знаешь, Алка, я никогда не думал, что у меня есть такой друг. Спасибо тебе огромное. Я понимаю, что "спасибом" тут не отделаешься, но поверь, я сделаю для тебя все, что захочешь!

"Не о том говоришь, красивый мой, чудесный мой!" - подумала Алла, представляя, какие теплые у него сейчас губы. - "Не с того начинаешь. Да и кто знает, с чего нужно начинать в таких разговорах? Но, главное, ты здесь, и я - здесь. И, может быть, даже не зря были все эти годы? Только говори! Какая разница, что? Главное, говори!"

Вино, разлитое по бокалам, отливало перламутром. Вадим задумчиво крутил в пальцах вилку.

- И знаешь, Ал, ещё спасибо тебе за идею с женитьбой. Действительно, и с документами все утрясется, и в бытовом плане будет много легче...

- Ты, кстати, с этим не затягивай, - как можно более спокойно проговорила она и замерла: вот сейчас! Сейчас!

Ее даже затошнило, голова закружилась. "Господи, опять я его гоню, опять тяну куда-то на веревочке! Дура несчастная! Надо ждать, просто ждать, и он скажет все сам, не зря же он пригласил меня сюда!"

А он широко улыбнулся, и накрыл своей рукой её холодную кисть, и сказал:

- Так я уже! Женат я со вчерашнего дня, Аллочка! На одной симпатичной девушке с моей работы. Приличная, воспитанная и, кажется, меня любит. В общем, я подумал, что лучшей кандидатуры не найти.

- Как? - растерянно переспросила Алла, разжимая пальцы правой руки и выпуская ножку бокала. - Ка-ак?!

Ей показалось, что время перестало существовать, потому что бокал с выплескивающимся вином падал очень медленно, нарушая все законы физики. К моменту когда он, наконец, приземлился на её колени, на новые, ненужные теперь песочные брюки, прошла, наверное, целая вечность.

- Как женат? - повторила она тяжело и хрипло. А он развел руками и улыбнулся:

- Быстро я? Не ожидала? Вот так!

В тот вечер она надралась, как свинья. Дома, одна, в обнимку с коньячной бутылкой. И все пыталась представить себе лицо этой приличной, воспитанной девушки, на которой женился её Вадим. Дикая ненависть мешала ей дышать, заставляла в бессилии лупить сбитыми, окровавленными кулаками по побеленной стене и выть, закусывая костяшки пальцев. Вадима отняли у неё во второй раз. Отняли, хотя однажды она уже пережила потерю. Уже выжила, выкарабкалась, а её ударили опять.

Утром она даже смогла усмехнуться, глядя на отекшую, страшную бабу в зеркале. Усмехнуться и сказать себе: "Приплыли!" Действительно, "приплыли". Потому что на месте сознательно разрушенной семейной сказочки, продуманной тщательно, вплоть до розового кафеля в туалете и утренних завтраков из йогуртов и мюслей, ничего нового построить уже нельзя.

Нет, можно, конечно, по осколочкам собрать старую. Позвать Мишу. Он придет. Пообижается непременно, заставит рухнуть на колени и покаяться, но придет. Только вот зачем? Пусть лучше останутся три счастливые пары: Вадим со своей "воспитанной девушкой", Шумильский, не виноватый в своих ангельских кудрях, толстой заднице и в том, что его приучили бережно относиться к бензину, - со своей обидой, и она - со своей пустой коньячной бутылкой. Которую потом можно будет заменить на полную. Или на кактусовую оранжерею на окне, или на котенка в прихожей, или на комплект спиц для вязания. А ещё можно собирать марки и разводить волнистых попугайчиков...