Отклеившись от сиденья, залитого липкой кровью, Белов прихватил хладоновый огнетушитель, показавшийся ему огромным и неподъемным. Тем не менее он как-то справился с баллоном и сумел выволочь его наружу. Дальше дело пошло хуже. Ему никак не удавалось поднять или подтащить огнетушитель к самолету. Ранение давало себя знать все сильнее.
Теряя сознание, Белов обнаруживал себя на прежнем месте между дымящимся «кукурузником» и пока не вспыхнувшим, но вполне могущим рвануть вертолетом. Тогда он брался за проклятый огнетушитель и вновь окунался в омут беспамятства.
Так повторялось семь или восемь раз, а может, все семьсот восемьдесят. Наконец, очнувшись, он обнаружил, что его несут куда-то на носилках.
– Взрыва не было? – спросил он, дивясь тому, как тихо и слабо звучит его голос.
– Не было, не было, – успокоил его семенящий с носилками казах. – Потушили.
Белов поманил его пальцем.
Носилки остановились, казах склонился над Беловым.
– Что?
– К самолету… никого не подпускать… там смерть.
– Милиция уже оцепила. Сам министр МВД приказал.
– Он здесь?
– Здесь, здесь, – произнес голос Мухамбекова, и его силуэт заслонил от Белова солнце. – За твоими подвигами велось наблюдение. Ну, ты дал. Уважаю. Проси, чего хочешь.
– Поляну, – прошептал Белов.
– Что-что? – не расслышал Мухамбеков.
– Поляну… накрыть… вы обещали…
Прежде чем окончательно отключиться, он услышал хохот министра МВД и успел улыбнуться сам.