Туманы Авалона

– Ну что ж, поднимись, сэр Увейн, – милостиво произнес Артур. – Эту ночь ты проведешь в бдении, а наутро один из моих соратников посвятит тебя в рыцари.

– С твоего позволения, мой лорд Артур, – вмешался в разговор Гавейн. – Если не возражаешь, я бы хотел оказать эту честь моему кузену Увейну.

– Кто более достоин этого, чем ты, мой кузен и друг? – отозвался Артур. – Если Увейн согласен, то, значит, так тому и быть. Я охотно приму его в число своих соратников, как ради него самого, так и потому, что он приходится пасынком моей возлюбленной сестре. Найдите ему место за столом. Увейн, завтра ты сможешь принять участие в общей схватке на турнире – в составе моего отряда.

– Благодарю тебя, мой к-король, – запинаясь, произнес Увейн.

Артур улыбнулся Моргейне.

– Спасибо за подарок, сестра.

– Это подарок и для меня, Артур, – сказала Моргейна. – Увейн дорог мне, как родной сын.

Гвенвифар с жестокой радостью подумала, что Моргейна выглядит теперь на свои годы: на лице ее проступили едва заметные морщины, а в волосах цвета воронова крыла появились седые нити – но темные глаза остались все такими же прекрасными. Но Моргейна говорила об Увейне как о родном сыне и смотрела на него с гордостью и любовью. "А ведь ее родной сын должен сейчас быть еще старше… И получается, что у Моргейны–  чтоб ей пусто было! – два сына, а у меня нет даже воспитанника!"

Моргейна, усевшаяся за стол рядом с Уриенсом, почувствовала взгляд Гвенвифар. «Как же она меня ненавидит! Даже теперь, когда я не могу причинить ей ни малейшего вреда!»Но сама она не испытывала ненависти к Гвенвифар; она даже перестала злиться на нее за подстроенный брак с Уриенсом: в конце концов, именно благодаря этому запутанному повороту судьбы она вновь стала тем, кем была, – жрицей Авалона. «Да, но если бы не Гвенвифар, я была бы сейчас женой Акколона. А так мы находимся во власти любого слуги, которому вздумается следить за нами или выболтать все Уриенсу в надежде на вознаграждение…»Нужно будет, пока они находятся в Камелоте, вести себя особенно осторожно. Если Гвенвифар увидит возможность учинить скандал, то ни перед чем не остановится.

Не стоило ей сюда приезжать. Но Увейну так хотелось, чтобы она посмотрела, как его посвятят в рыцари, – а мальчик любит ее, как мать, ведь родной матери он не знал…

В конце концов, не будет же Уриенс жить вечно! – хотя иногда Моргейне начинало казаться, что он решил посостязаться с тем древним царем, Мафусаилом, – и навряд ли даже недалекие свинопасы Северного Уэльса пожелают видеть своим королем Аваллоха. Если бы только она могла родить Акколону ребенка – тогда никто бы не усомнился, что Акколон царствует по праву…

Она бы даже рискнула пойти на такой шаг – в конце концов, Вивиана была лишь немногим моложе, когда родила Ланселета, и прожила достаточно долго, чтоб успеть увидеть его взрослым мужчиной. Но Богиня не послала ей даже надежды на зачатие – да Моргейне этого и не хотелось, если уж говорить начистоту. Акколон никогда не упрекал ее за бездетность – несомненно, он чувствовал, что окружающие не поверят в отцовство Уриенса, хотя Моргейна была уверена, что сумеет убедить старика мужа признать ребенка своим: король души не чаял в супруге и достаточно часто делил с нею постель – даже слишком часто, по мнению Моргейны.

Моргейна обратилась к Уриенсу:

– Давай я положу тебе еды. Эта жареная свинина слишком жирная, тебе от нее станет нехорошо. Пшеничные пироги, пожалуй, могли пропитать мясной подливой. Ага, а вот замечательный тушеный кролик.

Она подозвала слугу с подносом ранних фруктов и взяла для супруга немного крыжовника и вишен.

– Держи – ты ведь их любишь.

– Ты так заботлива, Моргейна, – сказал Уриенс. Моргейна погладила мужа по руке. Ее труды не пропали даром; она заботилась об Уриенсе, следила за его здоровьем, вышивала ему нарядную одежду, а время от времени даже находила ему молодую женщину и давала мужу порцию настойки из трав, придававшей ему подобие истинно мужской энергичности. В результате Уриенс, совершенно уверенный в том, что жена его обожает, никогда не оспаривал ее решений и исполнял любое ее желание.

Пирующие уже успели разбиться на отдельные группы. Гости бродили между столами, лениво жевали сладости, требовали вина и эля и останавливались, чтобы поболтать с родичами и друзьями, которых видели лишь раз в году. Уриенс все еще возился с крыжовником – с зубами у него уже было неважно. Моргейна попросила позволения пойти побеседовать с родственницей.

– Конечно, дорогая! – прошамкал Уриенс. – Нужно будет, чтобы ты подстригла мне волосы, жена, – все соратники теперь стригутся коротко…