Туманы Авалона

— Нет! Нет! Я хочу тебя! — и яростно привлекла Кевина к себе, помогая ему войти. Нимуэ почти обрадовалась боли, внезапно пронзившей ее тело. Эта боль, кровь, накалившееся до предела неистовое желание Кевина пробудило и в ней некое подобие неистовства, и Нимуэ, вцепившись в Мерлина, принялась подбадривать его страстными возгласами. Но в тот самый миг, когда он почти достиг вершины наслаждения, Нимуэ отстранила задыхающегося любовника и прошептала:

— Поклянись! Ты мой?

— Клянусь! Я не могу сдержаться… не могу… позволь…

— Подожди! Ты поклялся! Ты — мой! Повтори!

— Клянусь, клянусь душой…

— И в третий раз — ты мой!..

— Я твой! Клянусь!

И Нимуэ почувствовала, как Кевин содрогнулся от страха, поняв, что же произошло. Но теперь он оказался во власти собственной безумной страсти; он продолжал яростно двигаться, тяжело дыша и вскрикивая, словно от невыносимой муки. И в последний миг новолуния Нимуэ ощутила, как заклятие обрушилось на нее, — и в то же мгновение Кевин вскрикнул и рухнул поверх ее податливого тела, и Нимуэ почувствовала, как его семя толчками изливается в нее. Кевин лежал недвижно, словно мертвый; Нимуэ дрожала, и дыхание ее было прерывистым, словно после тяжелой работы. Она не испытывала никакого удовольствия, о котором болтали женщины, но в этом было нечто большее — безграничное торжество. Заклинание сгустилось вокруг них, и Нимуэ сейчас владела и духом, и душою Кевина, и самой его сутью. В тот самый миг, когда луна начала прибывать, Нимуэ почувствовала на своей руке семя Кевина, смешанное с ее девственной кровью. Нимуэ омочила пальцы в этой смеси и коснулась лба Кевина, и это прикосновение закрепило заклятье. Кевин сел, вялый и безжизненный.

— Кевин! — окликнула его Нимуэ. — Садись на коня и поезжай.

Мерлин поднялся на ноги; движения его были медленны и скованны. Он повернулся к лошади, и Нимуэ поняла, что сейчас, когда он находится под воздействием заклинания, ей следует отдавать безукоризненно точные приказы.

— Сперва оденься, — велела она.

Кевин послушно натянул одежду и подпоясался. Он двигался напряженно, словно через силу, и в свете звезд Нимуэ увидела, как блестят его глаза. Теперь, очутившись под властью заклятья, Кевин понял, что Нимуэ предала его. От боли и безумной нежности у Нимуэ перехватило дыхание. Ей захотелось вновь уложить Кевина, и снять заклятье, и покрыть изуродованное лицо Мерлина поцелуями, и оплакать их преданную любовь…

«Но я тоже связана клятвой. Это судьба».

Нимуэ оделась, уселась в седло, и они неспешно двинулись в сторону Авалона. На рассвете нужно быть на берегу. Моргейна пришлет за ними ладью.

За несколько часов до рассвета Моргейна пробудилась от тревожного, беспокойного сна и почувствовала, что Нимуэ исполнила порученное ей дело. Моргейна бесшумно оделась и разбудила Ниниану и приставленных к ней жриц. Те медленно спустились вслед за ней к берегу. Жрицы были облачены в темные платья и туники из пятнистых оленьих шкур; волосы их были заплетены в косу, и у каждой на поясе висел серповидный нож. Они молча ждали. Ниниана и Моргейна стояли впереди. Когда на небе зарделся первый отсвет зари, Моргейна отослала ладью на другой берег, и осталась стоять, глядя, как та скрывается в тумане.

Они ждали. Утро разгоралось, и в тот самый миг, когда солнце показалось из-за горизонта, ладья снова вынырнула из тумана. Нимуэ стояла на носу ладьи, закутавшись в плащ, высокая и стройная. Но Моргейна не могла разглядеть лица девушки — его скрывал низко опущенный капюшон. На дне ладьи виднелась скорчившаяся фигура.

«Что она с ним сделала? Он мертв или связан чарами?» И внезапно Моргейне захотелось, чтоб Кевин и вправду оказался мертв, чтоб он умер в отчаянье или ужасе. Дважды этот человек доводил ее до бешенства, дважды она обзывала его предателем — и вот в третий раз он действительно предал Авалон, похитив из тайника Священные реликвии. О, да, он заслужил смерти — даже той, которая поджидала его! Моргейна уже переговорила с друидами, и те единодушно согласились, чтобы изменник нашел свой конец в дубовой роще; скорая, милосердная смерть — не для него. Подобного предательства Британия не ведала со времен Эйлен, что тайно вышла замуж за сына римского проконсула и своими лживыми прорицаниями помешала Племенам восстать и сбросить владычество римлян. Эйлен умерла на костре, и три ее жрицы — вместе с нею. А деяние Кевина было не просто предательством, но еще и святотатством — как совершила святотатство Эйлен, выдавая свой голос за голос Богини. Такое нельзя оставлять безнаказанным.