Туманы Авалона

— Да позволит Богиня, чтобы ты вовеки не раскаялась в этих словах, — отозвалась Вивиана, протягивая руки к огню: миниатюрные, сильные, со вздувшимися от старости венами. — Этими руками я помогала детям появиться на свет, с этих рук однажды стекала кровь мужчины. Некогда я предательством заманила мужчину навстречу смерти, мужчину, что лежал в моих объятиях и я клялась ему в любви. Я нарушила мир и покой твоей матери, а теперь вот еще и отобрала у нее детей. Разве ты не ненавидишь и не боишься меня, Моргейна?

— Я боюсь тебя, — проговорила девочка, не вставая с колен, ее смуглое, напряженное личико озарял отблеск пламени. — Но возненавидеть тебя я никогда бы не смогла.

Вивиана глубоко вздохнула, гоня прочь предвидение и ужас.

— Это не меня, но ее ты страшишься, — промолвила она. — Мы обе — в ее руках, дитя. Твоя девственность посвящена Богине. Смотри, сохрани ее до тех пор, пока Мать не объявит свою волю.

Маленькие ладони Моргейны легли на руки жрицы.

— Да будет так, — прошептала она. — Клянусь.

На следующий день Моргейна отправилась в Дом дев, там суждено ей было провести много лет.

ТАК ПОВЕСТВУЕТ МОРГЕЙНА

«Как написать про обучение жрицы? То, что не самоочевидно, хранится в глубокой тайне. Те, что прошли по этому пути, все знают и так; те, что не прошли, никогда не поймут, хотя бы я и записала все то, что запретно. Семь раз наступал Белтайн и семь раз оставался позади, семь раз зимы терзали нас всех жестоким холодом. Зрение приходило ко мне легко, ведь Вивиана говорила, что я рождена жрицей. Куда труднее оказалось сделать так, чтобы Зрение проявлялось по моей воле и не иначе и закрывать врата Зрения, когда видеть мне не подобало.

Труднее всего давались мелкие волшебства, ведь так непросто в первый раз направить мысли по непривычному пути. Вызывать огонь и управлять им по своему желанию; призывать туманы и дожди — все это несложно, но понять, когда следует вызвать дождь или туман, а когда предоставить это воле Богов, гораздо сложнее. Были и другие уроки, где владение Зрением ничем не могло мне помочь: свойства трав, и целительство, и бесконечно долгие песни, ни единого слова из которых нельзя записать, ибо можно ли знание о Великих доверить пергаменту, созданному руками человека? Одни уроки дарили чистую, незамутненную радость — мне позволили выучиться играть на арфе и даже сделать свою собственную из священного дерева и внутренностей принесенного в жертву животного; а другие уроки заключали в себе неизбывный ужас.