Туманы Эвернесса

— Мне? Отца, конечно… — Голос Питера помрачнел, — Я просто ненавижу себя за то, что не успел ему сказать… ну, ты знаешь. Рассказать ему все, что у меня на уме.

— И где ваш отец сейчас?

— Болен. В коме.

— А его рассудок?

— Ворон сказал, что в Ахероне…

— Никогда не произносите вслух это имя! — Луговой Мышонок в тревоге уронил трость и хлопнул лапками по круглым ушам.

Питер сел, и Луговой Мышонок прыгнул ему на колено. И тут Питер возбужденно воскликнул:

— Ну конечно! Он и есть тот парень, которого я должен спасти. Он в Ахероне, а Ахерон под водой!

Снаружи раздался чудовищный голос:

— Ты трижды назвал имя самой черной беды! Я, слуга этого имени, пришел. И каждый раз, когда меня освобождают, я расту! Придет время, и я вырасту настолько, что сожру все на Земле!

Дверь камеры слетела с петель. Там, в дверном проеме, на задних лапах стоял ревущий Зверь, пальто каким-то образом упало с его головы и покрыло плечи, так что Зверь казался существом, одетым в плащ, существом, больше любой вещи вокруг, и больше любой вещи снаружи. Темнота и дым струились с его черного меха, кровь капала с чудовищных когтей. На темной треугольной голове сверкали ослепительно белые глаза и клыки.

Далекий колокол пробил ровно шесть раз, и Зверь вошел в комнату.

4 Лицо Зверя

I

Когда темная тварь неуклюже ввалилась в комнату, Луговой Мышонок перепрыгнул с груди Питера на лопатку, и прошептал в ухо Питера:

— Назови его по имени!

— Я не знаю его чертово имя, — в ответ прошипел Питер.

— Там, откуда я пришел, распознают людей не по внешнему виду. Внешность может измениться.

Монстр шагнул вперед, в полутьме его желтые глаза сверкали как зеркала. Питер как-то слышал, что животные не выдерживают человеческий взгляд, и он уставился в глаза огромного зверя.

Тварь выпрямилась, расправила плечи и подняла запятнанный кровавыми пятнами подбородок. Ее глаза оказались мудрее и глубже, чем любые человеческие, и так наполнены величием и ужасом, что Питеру, а не Зверю, пришлось сражаться с собой, чтобы не опустить взгляд. Каким-то образом, он сам не понял как, Питер сообразил, что создание только выглядит, как зверь, но пришло не с человеческого уровня, а с другого, намного более высокого.

Питер глядел в глаза Зверя, и его живот скрутило старым страхом, а горло наполнилось желчью. Мех твари вонял напалмом и жженой травой из каких-то буйных, гниющих и перезрелых джунглей. А еще порохом, газолином, человеческим потом, кровью и закопченным мясом.

— Я знаю тебя, — сказал Питер, потому что вспомнил и этот запах и эти узлы в животе, которые появлялись у него только в то время. — Я знаю тебя…

— Мало кто может глядеть без страха на мое обнаженное лицо, — сказала тварь мяукающим голосом, но в эхе, отразившемся от стен, прозвучали слабые крики тысяч и тысяч далеких людей, крики победы и крики ужаса. — Но я вижу, что мои следы еще на тебе. — Зверь поднял огромный согнутый коготь и указал на шрамы, пересекавшие ноги и живот Питера.

— Война, — сказал Питер. — Ты и я опять повстречались. Черт бы тебя побрал, держись от меня подальше.

В то же мгновение его кровать окружила стена из белого кирпича, и он почувствовал запах соли.

Питер слышал, как Зверь бродит по другую сторону соляной стены, фыркает и царапает когтями каменный пол.

— Смертный, — замяукал ужасный голос, — тысячи лет твой род приносит ваших лучших молодых людей на мои алтари. Руки, ноги и глаза, невинность и надежды, сами жизни этих молодых людей щедро навалены на моих кроваво-красных каменных алтарях. И ты, тоже, отдал мне свою кровь и свои ноги. Нет ни малейшей надежды, что ты опять сможешь ходить. Мне жаль тебя. Проси моего покровительства.

— Ты работаешь на моего врага, — сказал Питер. — Почему ты предлагаешь мне помощь?

— Слушай, — сказал Зверь и послышался грохот массивных звеньев огромной цепи, надетой на него. — Падший архангел, ныне я раб и служу всем остальным монархам. Каждый король и каждая республика, которые призывают меня, разрешают этой цепи соскользнуть еще немного, и всегда обещают опять связать меня, когда придет время, и усеять землю лавровыми венками, а не огнями пожаров. Ни от какого обещания не отрекались чаще, чем от этого. Защищаясь, каждый человек приносит мне жертву, и еще на немного ослабляет цепь. Придет день, цепь лопнет, я освобожусь, и опять люди всего мира будут поклоняться мне, никто не будет даже мечтать о мире, каждый незнакомец станет врагом. В тот день даже ангелы устрашатся меня; весь космос содрогнется, когда прозвучит последний призыв рога на битву конца времени. — Зверь говорил звучным и мелодичным голосом, но в эхе, отражавшемся от стен, звучали тысячи воплей умирающих в муках людей.

— Ну и что? Что, черт побери, все это должно значить? — буркнул Питер.

— Ах, сэр, — тихонько прошептал ему в ухо Луговой Мышонок, — мне не подобает говорить, но я не думаю, что разговаривать с таким созданием хорошая идея…

— Смотри! — сказал Зверь. — Вот что я имею в виду!