Туманы Серенгети (ЛП)

У меня в горле запершило, когда я увидела, как солнце опалило её оголенную голову. Где-то на уровне подсознания она стала моей подопечной, я несла за неё ответственность. Я увидела в ней нечто большее, чем ее необычный внешний вид; я увидела в ней маленькую девочку, которой она была.

Джек тоже что-то увидел, что-то, что заставило его схватить ее за руку, когда она повернулась, чтобы уйти. Он крепко сжал шляпу своей дочери и опустился на колени перед Схоластикой.

— Её звали Лили. Jina yake ilikuwa Лили, — сказал он (Прим. «Jina yake ilikuwa» с суахили пер. как — «её звали», «ее имя»).

— Лили? — спросила Схоластика.

Джек кивнул.

— Mtoto yangu

. Ей нравились радуга и шоколад. Расплавленный шоколад. Видишь? — он указал на пятна и надел шляпу на голову Схоластике (Прим. «Mtoto yangu» с суахили пер. как — «моя дочь»). — Ей нравилось танцевать. И петь. И фотографировать, — он поправил шляпу так, чтобы подсолнух был расположен спереди. — Она умерла, — сказал он. — Alikufa (Прим. «Alikufa» с суахили — «уйти в мир иной», «уметь»).

— Pole, — ответила Схоластика (Прим. «pole» пер. с суахили — «сожалею»).

Затем она обняла его. Они обнялись под фронтоном дома, шарик Схоластики подпрыгивал над ними, а гора Килиманджаро молча наблюдал аиз-за облаков.

Это мгновение было важным для всех — для мужчины, для девочки, для горы, для поместья. Я не могла видеть лицо Джека, но я знала, что что-то происходит — что-то невероятно сильное, но нежное. Когда это случилось, они говорили друг с другом без слов. Джек выпрямился и подвел Схоластику к машине, где ждали Бахати и я.

— Ты сказала, что вернешься завтра, — сказал он мне.

— Прости?

— Вчера. Ты сказала: «Может быть, сейчас не лучшее время. Я вернусь завтра».

Я тупо уставилась на него.

— Сейчас завтра, Родел Эмерсон. Возвращайся внутрь. Я отвезу тебя и Схоластику в Ванзу.

— Ты отвезёшь? — небольшой трепет прошёл по моему позвоночнику. — Как насчет других детей? — у меня были другие имена. Мне было нужно это соглашение.

Джек открыл дверцу машины и стал ждать, когда я выйду. Затем протянул руку. Когда я вложила свою руку в его большую, грубую ладонь, он задержал ее на мгновение в крепкой хватке, словно позволяя мне отступить.

Потом он сжал.

Это было молчаливое рукопожатие, невысказанное соглашение. И хотя я только что познакомилась с ним, я знала, что могу доверять Джеку Уордену, что он выполнит своё обещание. Что бы ни случилось.

Глава 5

После обеда я последовала за Джеком в библиотеку и наблюдала, как он разворачивал карту на полированном столе орехового дерева. Он взял три стикера, которые я передала ему, и положил их на карту:

17 июля — Джума (Барака)

29 августа — Сумуни (Мэмоси)

1 сентября — Фураха (Магеза)

— Мы совершим одну поездку в Ванзу, — сказал он, изучив записки Мо. — Последние две остановки располагаются по пути туда и даты близки. Твоя сестра и Габриэль, вероятно, планировали это именно так. Вместо того чтобы ехать туда и обратно, мы отправимся в Бараку и сначала заберём Джуму, — он постучал по карте. — Мы можем уехать завтра и привезти его на ферму. Следующая поездка только через неделю. Мы отправимся с ним и Схоластикой, остановимся в Меймоси и Магезе и оттуда отправимся в Ванзу, — он посмотрел на меня в ожидании согласия.

Его силуэт вырисовывался на фоне окна, пылинки танцевали вокруг него, когда лучи солнца под наклоном проходили через стекло. Кончики его волос сияли как бледное золото там, где солнце касалось их, делая его похожим на темный, нарисованный углём рисунок, наполненный светом. Он всё ещё был окружён стеной, всё ещё был отгорожен изнутри, но кое-что приоткрылось.

У Джека не было желания возвращаться в мир, который забрал его дочь. Он сыграл свою роль, сыграл героя, получил высокую оценку за спасение трех жизней — женщины, её неродившегося ребенка и маленького мальчика, — но он не нашел утешения в том, что они живы или что он жив. Лили умерла, и он был в настоящей агонии. И все же, он был там, смотрел на меня, ожидая ответа, как будто впервые признавая, что я существую, что то, что я думала, имело значение.

— Звучит здорово.

Если бы он мог видеть меня внутри этого водоворота боли, если бы он мог видеть что-то, кроме себя, я, безусловно, могла заглянуть за его грубые, острые края. Кроме этого, мне было что сказать мужчине, который держал в своей темной библиотеке кучу воздушных шаров.

— Они напоминают мне о Лили, — сказал он, заметив, что мой взгляд задержался на них. — Я покупаю новые, когда бываю в городе. Это была последняя вещь, о которой она меня просила. Желтые воздушные шары. Она хотела их для Аристотеля, так нам не пришлось бы продолжать его искать, — объяснил он, прежде чем вернуть мне стикеры с заметками.