Туманы Серенгети (ЛП)

— Я предполагаю, что сейчас мы подъехали городу Бунда? — я подняла взгляд от карты.

— Правильно, — Джек остановился, чтобы проверить машину и дозаправиться. На пассажирской двери сзади, где машину атаковал носорог, была значительная вмятина. Дверь не открывалась и не закрывалась, но, кроме этого, «Лэндровер», похоже, хорошо перенёс нападение.

После быстрого обеда, состоящего из плова и тушёной рыбы, мы поехали по гравиевой дороге, которая вывела нас в город. Скопления домов и магазинов вскоре сменились полями маниоки и банановыми плантациями. Деревья манго шли по краю улицы, согнувшись под тяжестью фруктов. На дороге в Магесу было несколько путешественников. Деревья сомкнулись вокруг нас, когда мы поехали по грунтовой дороге, ведущей в деревню. Тропа была мокрой после дождя, и машина погрузилась в непрерывный ритм — газ, тормоз, газ, тормоз, пока Джек объезжал овраги и валуны. Мы столкнулись с проблемой после удара в одной из особенно глубоких выбоин. «Лэнд Ровер» издал чудовищный лязг и остановился.

— Чёрт подери, — присев на корточки, Джек заглянул под машину. Два колеса увязли в густой чёрной грязи, но он, похоже, больше беспокоился о чём-то другом. — Мы сломали ось. Вероятно, она повредилась во время атаки носорога, но это просто завершило начатое.

— Что нам теперь делать? — спросила я.

— Ну, мы никуда не пойдем, пока не заменим её.

— Как далеко до Магесы?

— Слишком далеко, чтобы идти пешком. Мы не доберемся туда до наступления темноты, и мы не пойдём через этот лес в темноте, — он указал на заросли деревьев впереди. — Я позвоню механику. Посмотрим, смогут ли они прийти помочь нам, — он включил телефон и покачал головой. — Здесь нет сигнала.

— Дерьмо. Мы влипли.

— Ещё нет. Но мы влипнем, когда солнце сядет, и выйдут львы. Не волнуйся, — сказал он, когда кровь отхлынула с моего лица. — Мы будем дежурить по очереди, сохраняя осторожность. Я буду дежурить на крыше, пока ты будешь спать, а потом ты можешь сделать то же самое для меня. Вот, — он сорвал ветку с дерева, оборвал листья и вручил её мне. — Начнёшь стегать. Лучше всего длинный удар.

Я держала палку, потеряв дар речи, когда он нырнул в машину, чтобы взять нож. Прошло немного времени, пока до меня дошло.

«Здесь нет львов, бродящих вокруг».

Конечно, когда я подошла и распахнула дверь, он был там, согнувшийся пополам. Смеющийся. Этот звук напоминал рябь в пруду, после того как в него был брошен камень. Смех распространялся, обволакивая меня, пока я не смогла не присоединиться.

Именно в этом состоянии опьянения, высвобожденном из самосознания, между приступами смеха, я поняла, что была абсолютно и полностью влюблена в Джека Уордена. Это обрушилось на меня как тонна кирпичей, которая заставляет вас почувствовать себя живым, хотя ваше сердце никогда больше не окажется в вашем распоряжении, и вы знали, что собираетесь ходить без него всю свою оставшуюся жизнь. Я отошла от него, пока смех угасал на моих губах, как будто он пронзил мою грудь палкой, которую я держала. Я уронила её и повернулась на каблуках, но мой ботинок застрял в грязи, и я качнулась лицом вперед в сторону земли.

Моё падение было полным. В буквальном смысле. Абсолютное смущение. Абсолютное унижение. Потому что Джек мог читать меня, как открытую книгу, все мои «почему», «если» и «но»; мои «начинания», «остановки», «изгибы» и «повороты». Это было волнующе, потому что не требовало усилий — объяснения были не нужны. Это было пугающе, потому что это оставило меня открытой, без покрова притворства. Не было никакого способа скрыть свои чувства к нему.

Когда Джек помог мне подняться, я избегала его взгляда. Когда он вытер грязь с моего лица, я не сводила глаз с земли. Когда он усадил меня и полил водой на мои ладони, я смотрела, как смывается грязь.

— Родел.

«Чёрт бы его побрал. Чёрт бы побрал его голос. Чёрт бы побрал то, как он произнёс моё имя».

Он поднял мой подбородок, не оставляя мне выбора, кроме как встретить его взгляд. Он не улыбался и не смеялся. Он не был удивлен. Он смотрел на меня со смесью такой сильной нежности и тоски, что я с трудом подавила рыдания, потому под всем этим скрывалось желание попросить прощения. За то, что он взбудоражил меня, за то, что я взволновала его, за горькую поездку, которая свела нас вместе, и за прощание, которое должно было произойти. И затем очень мягко, очень осторожно, с одним пальцем всё ещё под моим подбородком, он поцеловал меня — один, два, три раза — как будто он собирал букет цветов с моих губ.

— Твои волосы в беспорядке, — сказал он, проводя пальцами по моим покрытым грязью волосам.

— Я вся не в форме, — я оценила себя — свои ноги, одежду, ногти.

— Есть простое решение. Оставайся здесь.

Он достал керосиновую печь из багажника и вскоре разогрел два больших горшка с водой, раздобыл мыло, ведро и складное кресло.

— Добро пожаловать в салон Джека в джунглях, — он поклонился. — Садись. Откинься назад.