Туннель в небе. Есть скафандр – готов путешествовать

– А мне, думаешь, нравится? Поэтому я и хотела все папе рассказать.

Ответить было нечего.

Древний-предревний страх о судьбах человечества. Папа слышал в детстве радиопостановку про нашествие марсиан – это была выдумка чистой воды, но она вызвала жуткую панику. Теперь люди на такое не купятся. После того как мы высадились на Луне, облетели Марс и Венеру, все, похоже, уверились, что жизни в космосе нет.

И вот она, перед глазами.

– Чибис, это марсиане? Или с Венеры?

Девочка покачала головой:

– Они издалека. Мамми пыталась объяснить, но я не поняла ее.

– Но хоть из Солнечной системы?

– Именно этого я и не поняла. И да и нет.

– Так не бывает!

– Ну и спроси ее сам.

– С удовольствием. – Я замялся, а потом выпалил: – Мне плевать, откуда они, – мы их перестреляем… Найдем способ не смотреть на них!

– Хорошо бы!

– А ты подумай сама. Если их корабли и есть летающие тарелки – настоящие, а не метеозонды, – то они уже сколько лет следят за нами. Следовательно, в себе они не уверены, хотя и выглядят так устрашающе, что молоко скисает. Иначе бы просто вторглись на Землю и сожрали нас, как скотину. Но они этого не сделали. Выходит, победить мы можем – при условии, что с умом возьмемся за дело.

Чибис с готовностью кивнула:

– Надеюсь, что так. Я думала, папа что-нибудь придумает. Но… – Она нахмурилась. – Мы о них очень мало знаем… а папа всегда советовал не пороть горячку при недостатке информации. «Не вари суп из одной устрицы, Чибис» – так он всегда говорит.

– Но я могу поспорить, что мы правы. Слушай, а кто твой отец? И как тебя зовут по-настоящему?

– Ну, мой папа – профессор Райсфельд. А меня зовут Патриция Вайнэнт Райсфельд. Кошмар, согласись. Лучше зови меня Чибис.

– Профессор Райсфельд… А что он преподает?

– Ты совсем темный? Не знаешь, что папа получил Нобелевскую премию?

– Ну извини, Чибис. Я из провинции.

– Заметно… Папа ничего не преподает. Он мыслит. Он мыслит лучше всех… кроме меня, быть может. Он синтезист. Все остальные – специалисты в отдельных областях. А папа знает все и делает обобщения.

Может, оно и так, но я никогда о синтезистах не слышал. Идея сводить части в единое целое шикарна, но для такого нужен аномально башковитый парень – мы же загибаемся под лавиной информации. Профессор Райсфельд, видимо, о трех головах. Или о пяти.

– Ты с ним еще познакомишься, – добавила Чибис, глянув на часы. – Кип, нам лучше закрепиться. Сейчас сядем… а на пассажиров инопланетянину плевать.

Мы снова втиснулись в угол, вцепились друг в друга и замерли в ожидании. Вскоре корабль тряхнуло, пол встал дыбом. Затихло. Я почувствовал необыкновенную легкость. Чибис подобрала под себя ноги и встала:

– Ну вот и Луна.

Глава 5

Когда я был маленьким, мы играли в первую высадку на Луну. Потом романтические бредни уступили место трезвым поискам способа достичь лунной поверхности. Но мне и в голову не могло прийти, что я прилечу на Луну в камере без окон, как мышь в обувной коробке.

Только мой вес подтверждал, что я на Луне. Увеличение веса можно смоделировать с помощью центрифуги. Но уменьшить его – совсем другое дело. Все, что доступно на Земле, – несколько секунд полета с трамплина, затяжной прыжок с парашютом, «горка» на самолете.

А если уменьшение гравитации все длится и длится, то вы где угодно, только не на Земле. На Марсе я оказаться не мог; значит – Луна.

Здесь я должен весить чуть больше двадцати пяти фунтов. Примерно на столько я себя и чувствовал – мог бы пройтись по лужайке, не примяв травы.

Несколько минут я просто наслаждался этим и, забыв о Лиловом и о наших бедах, с удовольствием вальсировал по комнате, слегка подпрыгивал, ударялся головой о потолок и ощущал, как медленно-медленно-медленно опускаюсь на пол. Чибис уселась, пожала плечами и снизошла до покровительственной улыбки. Лунный старожил! А ведь пробыла тут всего лишь на две недели дольше моего.

У низкой гравитации немало минусов. Почти нет сцепления с опорой, ноги разъезжаются. Пришлось на собственной шкуре испытать то, что я раньше знал только умом: вес уменьшается, но масса и инерция остаются. Чтобы сменить направление, даже при ходьбе, надо крениться, как на мотогонках, но, если нет трения (а у моих носков на гладком полу его не было), ноги выскальзывают из-под тела.

Падать при одной шестой g не больно, но Чибис хихикала. Я уселся и сказал:

– Смейся, смейся, интеллектуалка. Хорошо тебе, в кроссовках-то.

– Извини. Ты так забавно парил и хватался за воздух – точно в замедленном кино.

– Очень забавно, не сомневаюсь.

– Я же извинилась. Слушай, возьми мои кроссовки.

Я смерил глазами наши ноги и хмыкнул:

– Спасибо, конечно!

– Ну… можешь распороть задники или еще что-нибудь придумать. Мне и босиком нормально. Мне всегда нормально. А где твоя обувь, Кип?

– Да рядышком, четверть миллиона миль отсюда – если только мы вышли на нужной остановке.

– А-а-а… Ну, здесь она тебе не особенно нужна.

– Ага. – Я покусал губу, обдумывая это «здесь» и больше не интересуясь играми с гравитацией. – Чибис? Что будем делать?

– Ты о чем?

– О нем.

– Да ничего. Что мы можем?

– Ну а чем тогда заняться?

– Спи.

– Что-о?!