Тупапау, или Сказка о злой жене

Многое не нравилось Толику. Вчера он собственноручно свалил четыре пальмы, и та, крайняя, на которой был установлен штырь громоотвода, стала самой высокой в роще. Но что толку, если еще ни одна молния не ударила в эту часть острова! Вот если бы вынести штырь на вершину горы... А где взять металл?

А еще не нравилось Толику, что он давно уже не слышит голоса Тупапау. Наталья молчала второй час. Молчала и накапливала отрицательные эмоции. Как лейденская банка. Бедный Валька. Что его ждет после грозы!

"Ну нет! - свирепея, подумал Таура Ракау. - Пусть только попробует!"

- Мужики, это хороший пейзаж, - доносилось из-под тента яхты. - Это сильный пейзаж. Кроме шуток, он сделан по большому счету...

Толик прислушался. Да, стало заметно тише. Дождь почти перестал, а ветер как бы колебался: хлестнуть напоследок этих ненормальных в лодках или же все-таки не стоит? Гроза явно шла на убыль.

Валентин пригорюнился. Он лучше кого бы то ни было понимал, что означает молчание Тупапау и чем оно кончится.

- Эй, на "Пенелопе"! - громко позвал Толик. - Ну что? Я думаю, все на сегодня?

И словно в подтверждение его слов тучи на юго-западе разомкнулись и солнце осветило остров - мокрый, сверкающий и удивительно красивый.

- Ну и кто мне теперь ответит, - немедленно раздался зловещий голос, - ради чего мы здесь мокли?

"Началось!" - подумал Толик.

- Наташка, имей совесть! - крикнул он. - В конце концов это все из-за тебя было затеяно. По твоему же требованию!

Это ее не смутило.

- Насколько я помню, - великолепно парировала она, - устраивать мне воспаление легких я не требовала.

- Ну, что делать, - хладнокровно отозвался Толик. - Первый блин, сама понимаешь...

- Иными словами, - страшным прокурорским голосом произнесла Наталья, - предполагается, что будет еще и второй?

На "Пенелопе" взвыли от возмущения. Первого блина было всем более чем достаточно.

Толик, не реагируя на обидные замечания в свой адрес, стал выбирать носовой якорь. Якоря были полинезийские - каменные, на кокосовых веревках. Тросы, как и щегольские поручни яхты, пошли на протянутый до первой пальмы громоотвод.

Невозмутимость вождя произвела должное впечатление. На "Пенелопе" поворчали немного и тоже принялись выбирать якоря и снимать тент. Не унималась одна Наталья.

- Валентин! - мрачно декламировала она, держась за мачту и поджимая то одну, то другую мокрую ногу. - Запомни: я тебе этого никогда не прощу! Так и знай! Ни-ког-да!

Толик швырнул свернутый брезент на дно дюральки и в бешенстве шагнул на корму.

"Ох, и выскажу я ей сейчас!" - сладострастно подумал он, но высказать ничего не успел, потому что в следующий миг вода вокруг словно взорвалась. Все стало ослепительно-белым, потом - негативно-черным. Корма дюральки и яхта ощетинились лучистым игольчатым сиянием.

"Ну, твое счастье!" - успел еще подумать Толик.

Дальше мыслей не было. Дальше был страх.

20

Никто не заметил, когда подкралась эта запоздалая и, видимо, последняя молния, - все следили за развитием конфликта.

Дюралька вырвалась из беззвучного мира черных, обведенных ореолами предметов и, получив крепкий толчок в дно, подпрыгнула, как пробковый поплавок. Толик удачно повалился на брезент. Но, еще падая, он успел сообразить главное: "Жив!.. Живы!"

Толик и Валентин вскочили, и кто-то напротив, как в зеркале, повторил их движение. Там покачивалась легкая лодка с мощным подвесным мотором, а в ней, чуть присев, смотрели на них во все глаза двое серых от загара молодых людей, одетых странно и одинаково: просторные трусы до колен и вязаные шапочки с помпонами. Оба несомненно были потрясены появлением несуразного судна, судя по всему, выскочившего прямо из-под воды.

- Кол! Скурмы! [Скурмы - рыбоохрана (браконьерск.); Кол по-видимому, имя собственное] - ахнул кто-то из них, и молодые люди осмысленно метнулись в разные стороны: один уже рвал тросик стартера, другой перепиливал ножом капроновый шнур уходящей в воду снасти.

Лодка взревела, встала на корму и с неправдоподобной скоростью покрыла в несколько секунд расстояние, на которое "Пуа Ту Тахи Море Ареа" при попутном ветре потратил бы не менее получаса.

- Стой! - опомнившись, закричал Толик. - Мы не рыбнадзор! У нас авария!

Лодка вильнула и скрылась в какой-то протоке.

- Могли ведь на буксир взять! - крикнул он, поворачиваясь к Валентину. - Или бензина отлить!..

Тут он вспомнил, что мотора у него нет, что за два месяца мотор целиком разошелся на мелкие хозяйские нужды, вспомнил и захохотал. Потом кинулся к Валентину, свалил его на брезент и начал колошматить от избытка чувств.

- Валька! - ликующе ревел вождь. - Умница! Лопух! Вернулись, Валька!..

Потом снова вскочил.

- А где "Пенелоп"? Где яхта? Опять потеряли?.. Ах, вон он где, черт латаный! Вон он, глянь, возле косы...

Толик бросался от одного борта к другому - никак не мог наглядеться. Вдоль обрывистого берега зеленели пыльные тополя. Мелкая зыбь шевелила клок мыльной пены, сброшенный, видать, в реку химзаводом. А над металлургическим комбинатом вдали вставало отвратительное рыжее облако. Да, это был их мир.