Тупик

Полиция закусила удила. По всему городу идут повальные обыски. Более тридцати человек было арестовано, некоторые в результате драматических погонь, перестрелок и засад. В тюрьме после голодовки покончил с собой один из боевиков. Одновременно с «Армией справедливости» пострадали и другие террористические группки и организации, ставшие объектом массированных облав.

Но и они не дремали. Снова взрывались бомбы и начиненные взрывчаткой автомобили в общественных местах. От пуль террористов гибли самые разные люди: политические деятели едва ли не всех направлений, судьи и следователи, банкиры и редакторы газет.

В который раз повторилась знакомая картина: волна терроризма вызывала волну полицейских репрессий, которые, в свою очередь, вызывали новую волну террора.

«Насилие порождает насилие» — это звучало как никогда точно.

Террористов судили. Но после недолгого процесса адвокат Франжье был оправдан за недостатком улик. Единственным доказанным обвинением было сопротивление властям и ведение машины в нетрезвом состоянии, но срок наказания он уже отсидел в «предвариловке». «Решение суда меня поразило, — заявил после процесса Франжье комиссар Лукас. — Оно полностью противоречит фактам, собранным нами в ходе следствия. На основании этих данных суд мог и должен был вынести иной приговор неофашистам».

Это было отличное интервью, и Франжье, сидя за обедом в далекой стране с «дорогим другом» Рони, с удовольствием прочел его в газете.

В других процессах, где дела были серьезней, преступникам дьявольски везло: свидетели обвинения кончали жизнь самоубийством, умирали от отравления, попадали в пьяном виде под поезд или в автомобильную аварию. Наконец, просто погибали от пуль неизвестных. Другие — высокопоставленные свидетели, а то и подсудимые выбрали именно это время, чтобы уехать на каникулы, в заграничные деловые поездки или в туристские турне. И все как один по рассеянности забывали оставить адреса.

Шло следствие и по делу Ара, Гудрун, Карла и Ирмы.

Когда оно было закончено, состоялся суд. Все четверо подсудимых во время процесса не отказали себе в удовольствии поиздеваться над судьями, всячески оскорбляли их. Гудрун, яростно сверкая глазами, выкрикивала лозунги. Ар презрительно молчал, сплевывая время от времени. А когда начал говорить Карл, прокурору пришлось прервать его — подсудимый пересыпал свою речь чересчур крепкими выражениями.

Приговор оказался суровым. Может быть, потому, что судили все-таки не главарей. А может быть, уж слишком большое возмущение вызвало фактическое оправдание Франжье. Во всяком случае, в этом приговоре были и такие слова: «Никогда террористические группы не смогли бы осуществить столько покушений, если бы неофашисты не были уверены, что они пользуются покровительством влиятельных лиц, в первую очередь принадлежащих к государственному аппарату». Опубликовывая приговор, большинство газет в этом месте делали купюры.

Все четверо за убийства, ограбления банков, преступное сообщество, незаконное хранение оружия, похищения людей, угон автомобилей и т. д. были осуждены на пожизненное заключение.

После вынесения приговора все четверо последний раз спокойненько попрощались друг с другом за руку и по подземному переходу прошествовали в здание тюрьмы, в наиболее охраняемое ее крыло, где им и предстояло отныне существовать до конца жизни.

Глава XI Единственный выход

…Итак, вот уже более полутора лет я нахожусь в этой вонючей камере. Впрочем, я несправедлив. Просто так принято выражаться. Камера хорошо проветривается, есть все «удобства», книги, газеты, пусть примитивный, но приемник. Есть даже кое-какие мелочи, которые обыкновенно в тюремных камерах отсутствуют и о которых надзиратели не знают. Например, еще один приемник, очень мощный, пистолет, аппарат «морзе», взрывчатка и гипс в пакетах для кофе (чтобы заделывать тайники). Такие же наборы есть и в камерах Гудрун, Карла, Ирмы.

Где мы все это хранили, каким образом это к нам попало? Вас, наверно, это интересует? А больше вы ничего не хотите знать? Например, как мы в любой день запросто сносимся друг с другом? Это вас не интересует?

Зато могу ответить на вопрос, разрешают ли нам свидания. Разрешают. Адвокаты, скажем, побывали у нас за это время тысячу сто шестьдесят девять раз, друзья и родственники (у кого они есть) двенадцать тысяч шестьсот шестьдесят четыре раза. Еще вопросы есть? Нет? Спасибо за внимание.

Как мы держались все эти месяцы? Ведь одиночная камера — это даже не тайная квартира, это тюрьма. Конечно, есть радио, визиты, газеты… Но нет главного — надежды. Знаете (и поверьте моим словам — сейчас мне не до вранья), в жизни можно без многого обойтись. Без надежды — нельзя. Даже когда ты отдаешь жизнь ради высокой цели, есть надежда, что эта цель будет достигнута, пусть это сделаешь не ты, а другие. И с надеждой на это ты идешь на смерть. А вот если выясняется, что заветной цели не достичь? Нет, не потому, что не удастся, и не потому, что нет цели. А потому, что она совсем не высокая…