Тупик либерализма

И в конце 1920-х в США в поисках прибыли, накопившиеся за время «просперити» капиталы, не находя себе применения, обрушились на фондовый рынок, затягивая в водоворот спекуляций сбережения населения и капиталы из реального сектора экономики. И если с 1926 по 1929 г. промышленное производство в США выросло на 8,1%, товарные цены упали на 4,7%, то цены обыкновенных акций выросли на 93%^{1224}. Согласно Standard Statistics Common Stock Average с 1924 по 1929 г. стоимость сильно дифференцированного портфеля американских акций более чем утроилась^{1225}. Крупный капитал успел получить с фондового рынка такую норму прибыли, о которой даже и не мечтал.

Как же это ему удалось? Откуда взялись деньги? Ведь в финансовом мире действует тот же самый закон сохранения, открытый еще Ломоносовым: если где то что-то прибавилось, то где-то столько же убыло. Если спекулянты на фондовом рынке получали прибыль, не создавая новой потребительской стоимости, то что или кто являлся для них ее источником. Откуда убывало в данном случае?

По своему смысловому значению фондовый и финансовый рынки призваны выполнять роль своеобразных амортизаторов, автоматически компенсирующих колебания спроса и предложения капитала на необходимом и достаточном для реальной экономики уровне. Этот механизм работает в узких рамках, очерченных возможностью существующей финансово-экономической системы. Чрезмерные спекуляции выводят механизм из равновесия, и фондовый рынок начинает оттягивать на себя капиталы из реального сектора экономики. Таким образом, происходит своеобразная тезаврация (вывод из оборота) денег из реального сектора экономики в виртуальный. По словам Дж. М. Кейнса, в данном случае «финансовое обращение ворует деньги у промышленного обращения»^{1226}. В результате, несмотря на инфляционный рост на фондовом рынке, в реальном секторе экономики происходит сжатие, т.е. дефляция. Спад производства и кризис становятся неизбежным.

Каким же образом может быть нарушена нормальная работа фондового рынка? Что заставило расти стоимость акций галопирующими темпами?

Ссылки на эйфорию от технического прогресса и политику «легких денег» Федерального резерва, конечно, имеют свое место, но они не дают ответа, почему масштаб спекуляций на фондовом рынке достиг такого размаха. В 1921 г. огромное число инвесторов сочло, что 1 долл. прибыли корпорации стоит 5 долл. цены акции. Но в конце 1920-х случилось нечто такое, что изменило их взгляды. К 1929 г. инвесторы были готовы платить по 33 долл. за каждый доллар прибыли и все еще полагали, что это выгодно^{1227}. В среднем прибыль превышала чистый доход на акцию (Р/Е), на максимуме стоимости рынка в 1929 г., более, чем в 15 раз[156].

По мнению практика рынка, короля спекулянтов Дж. Ливермора, это была чрезмерная цена. 21 октября 1929 г. он заявит: «То, что произошло… является неизбежным результатом биржевых спекуляций, сделавших цены на многие акции во много раз выше их действительной стоимости, определяющейся прибылью и чистым доходом на акцию…»^{1228}А. Нойс, редактор отдела финансов New York Times, предупреждал о чрезвычайно опасном уровне спекуляций на фондовом рынке в редакционной статье еще за год до краха^{1229}.

Один из ведущих банкиров Америки, основатель Федерального резерва Пол Варбург, сыгравший, по мнению Ротбарда, решающую роль в формировании Федеральным Резервом политики легкого кредита и низких процентных ставок, прозреет в марте 1929 г. и заявит, что высокие цены на акции «совершенно не связаны с соответствующим увеличением производственных мощностей, собственносmu или способности зарабатывать прибыль», если финансовый разгул не прекратится, то дело кончится «общей депрессией, которая охватит всю страну»^{1230}.

Почему же ни у кого из спекулянтов не сработал инстинкт самосохранения? Почему галопирующий рост стоимости акций продолжался до самого последнего дня?

Отвечая на этот вопрос после наступления краха, А. Нойс предположил, что широкая публика была захвачена врасплох, потому что в отличие от предыдущих паник в 1929 г. не было никаких предупредительных сигналов вроде банкротства крупных предприятий или банков. «Конец великой спекуляции наступил в тот момент, когда все общество, казалось, убедило себя в том, что конец никогда не наступит»^{1231}. Другой ответ дал Р. Мак-Элван. По его мнению, рост стоимости курса акций давал такую норму прибыли, что инвестор просто уже не мог сопротивляться, для него уже ничего не имело значения, в том числе и прибыль, которую демонстрировала компания^{1232}.