Тупик либерализма

Где же были регулирующие органы? Почему они не вмешались и не предупредили столь масштабное злодеяние? На этот факт обращал внимание и Дик Парсон, председатель Citigroup, приводя доводы в оправдание своих действий: «Помимо действий банков следует отметить снижение регулятивного надзора, поощрение выдачи кредитов ненадлежащим заемщикам и тот факт, что люди брали ипотечные кредиты или кредиты под залог жилой недвижимости, которые не могли себе позволить»^{1380}.

В данном случае американское Правительство, Конгресс и Федеральный резерв действовали в полном соответствии со своими идеями рыночного фундаментализма, последовательно проводя политику дерегулирования, т.е. «отмены правил». Они неуклонно блокировали и отменяли регулирующие нормы, одновременно снижая стандарты бухгалтерского учета.

Например, когда в 1990-е годы глава Комиссии по торговле и товарным фьючерсам Б. Борн высказывалась в пользу введения регулирования[198], министр финансов Р. Рубин, его заместитель Л. Саммерс и А. Гринспен блокировали введение регулирующих норм. А чтобы отделаться от внимания регулирующих органов раз и навсегда, представители финансовых рынков активно и успешно пролоббировали принятие закона, гарантирующего, что рынок деривативов по-прежнему будет нерегулируемым (закон о модернизации товарных фьючерсов)^{1381}. Позже Глава ФРС А. Гринспен сам фактически заблокировал предложение по усилению контроля за деятельностью кредиторов, выдававшие субстандартные кредиты^{1382}.

Сильным ходом политики дерегулирования стало принятие (в 1999 г.) закона Грэмма-Линча-Блайли, которым был отменен закон Гласса-Стиголла (1933 г.) разделявший коммерческие и инвестиционные банки[199]. По мнению А. Гринспена новый закон «восстановивший гибкость финансовой индустрии, (был) построен на правильных предпосылках»^{1383}. В результате доминирующее место в этом симбиозе двух типов банков заняла культура, свойственная инвестиционному бизнесу. Еще одним следствием отмены регулятивного закона стало снижение конкуренции и усиление концентрации банковской системы: за десять лет рыночная доля пяти крупнейших банков увеличилась с 8% до 30% (в 2009 г.)^{1384}.

Снижение стандартов банковского учета началось еще при Р. Рейгане и продолжилось в дальнейшем. Оправдывая снижение стандартов, А. Гринспен ссылался на работу экономиста Б. Эйхенгрина и политолога Д. Леблана, опубликованную в конце 2006 г., в которой авторы отмечали, что «демократия… ведет к ослаблению контроля над капиталом»^{1385}. Такая «демократия» была очень выгодна банкам. Банкам не нравится прозрачность. Полностью прозрачный рынок был бы очень конкурентным, а при жесткой конкуренции получаемые банком прибыли и платежи неизбежно сократились бы^{1386}.

Снижение прозрачности привело и к еще одному эффекту, на который указывает Стиглиц: американские банки стали активно вводить всех нас в заблуждение: они выводили рискованные активы с балансовых счетов, и поэтому никто не мог их надлежащим образом оценить. Достигнутые ими масштабы жульничества являются ошеломляющими: Lehman Brother's мог, к примеру, незадолго до прекращения своей деятельности сообщить, что чистая стоимость их банка составляет около 26 млрд. долл., и при этом имел дыру в балансовом отчете, по размерам приближающуюся к 200 млрд. долл.^{1387}

Но, американское правительство, Конгресс и Федеральный резерв закрывали на это глаза, главным было достижение максимально высоких темпов экономического роста любой ценой, т.е. требовалось выжать из экономики максимум возможного в кратчайшие сроки. В соответствии с этой целью изменились и задачи, поставленные перед ФРС. И если после Второй мировой войны ФРС решала проблему «обеспечения предельно высокого экономического роста и уровня занятости в долгосрочной перспективе»^{1388}, то с середины 1990-х главным стал вопрос: «Существует ли предельный темп роста, который можно поддерживать, не вызывая инфляции?»^{1389}