Тупик либерализма

Напряжение между странами достигло пика. Хауз вспоминал: «Почти тотчас по приезде в Англию я обнаружил неприязнь к Соединенным Штатам. Англичане, как всегда, сердечны и гостеприимны к каждому американцу в отдельности, но в целом они нас не любят… отношения между этими двумя странами начинают приобретать такой же характер, как отношения между Англией и Германией перед войной… Благодаря своей промышленности и организации Германия становилась первой державой в мире, но она утратила все из-за своей самонадеянности и недостаточного политического благоразумия. Кто же повторит эту колоссальную ошибку: Великобритания или Соединенные Штаты?»^{342}.

В Великобритании лишь немногие признавали бессмысленность противостояния с американцами. Среди них был бывший министр иностранных дел Э. Грэй: «Ни при каких обстоятельствах Великобритания не станет строить флот для противопоставления Соединенным Штатам… В то же время Англия сохраняет за собой полное право строить флот против любой европейской державы и в любом объеме, который она сочтет необходимым…» Грэй, представлявший либеральные круги, обосновывал свои взгляды, во-первых, тем, что война между США и Великобританией невозможна, во-вторых, США всегда могут построить кораблей больше, чем Великобритания». Грэй добавлял: «Вас, может быть, удивит, что я не принимаю в расчет Лигу Наций в качестве профилактического средства не только в отношении затруднений с Великобританией, но и как помеху на пути морских вооружений. Я рассматриваю Лигу как величайшую надежду на мирное решение всех этих мучительных международных споров, но мы должны признать, что между настоящим временем и тем днем, когда Лига докажет, что она является тем средством, на которое мы рассчитываем, лежит дистанция огромного размера»^{343}.

Что касается Ллойд Джорджа, то когда он наконец согласился было пойти на встречу американцам, США отказались от вхождения в Лигу Наций. В. Вильсон был вынужден снять вопрос «свободы морей» с повестки дня конференции. Но даже ратифицируй конгресс США вступление своей страны в Лигу Наций, правоприменение принципа «свободы морей» оставалось бы под вопросом. Ведь тот же Хауз утверждал, что «при том положении, какое создалось во всем мире в 1914 г., война между Францией и Германией (т.е. Первая мировая война) сама по себе не являлась нарушением международного права»^{344}. Таким образом, принцип «свободы морей» превращался в правовое оправдание бизнеса построенного войне и гибели сотен тысяч, миллионов людей.

Конфликт затух, но остался неразрешенным, а за ним стояли многомиллиардные прибыли крупнейших компаний «нейтральных» стран. Деньги не терпят преград и борьба рано или поздно должна была неизбежно вспыхнуть вновь…

БРАТСТВО И МИР ВЕРСАЛЯ

Договор не включает никаких положений, которые бы обеспечивали экономическое восстановление Европы, ничего, что бы сделало побежденные центральные державы хорошими соседями, что обеспечило бы стабильность новых государств и восстановление России; он не способствует созданию экономического сотрудничества самих союзников…

Дж.М. Кейнс^{345}

В дальнейшем я не буду различать плоды войны, которые неизбежны, и несчастья мира, которые можно было бы предотвратить.

Дж. М. Кейнс^{346}

Наиболее полная победа, когда либо выигранная силой оружия, не разрешила европейской проблемы и не устранила опасностей, вызвавших войну.

У. Черчилль^{347}

«Версальский договор не был несправедлив по отношению к Германии и не является причиной нищеты и отчаяния… Беда была не в том, что договор был так уж невыносим для Германии, а в том, что державы-победительницы позволили Германии нарушить ряд его важнейших требований», — утверждал один из апостолов либерализма Л. Мизес^{348}.

Однако большинство участников и наблюдателей событий были прямо противоположного мнения: