Тупо в синем и в кедах

Нет, какая все-таки странная, на чужой взгляд, наша семья! Мы просто удивительные дураки, чем очень гордимся. И все это знают. А иначе зачем все как один волокут к нам всяких животных – брошенных, лишних, найденных где-то? По миру о нас пошла такая слава, что теперь животные даже без помощи человека находят к нам дорогу. Приходят, прилетают, приползают и рвутся прямо в дом, даже не здороваясь, уверенно полагая, что именно здесь они найдут приют, еду и хорошего собеседника. И мы от них никогда не отворачиваемся.

Дело в том, что наш папа всегда мечтал иметь коня. Иногда он, глядя на коня в журнале, на фотографии, по телевизору, в мультике про трех богатырей или пропустив рюмочку-другую в теплой компании, вдруг вздыхал тяжко и тогда говорил: «Вот бы мне коня… Был бы у меня ко-о-онь, ох, тогда бы я…» И поскольку коня нам держать решительно негде, то мы, пытаясь компенсировать нашему папе отсутствие коня, забиваем дом всяким симпатичным зверьем, чтобы хоть как-то скрасить его богатырскую кручину.

Однажды пограничники с соседней заставы поздно вечером привезли двухнедельного щенка-сиротку. Мы по очереди вставали к нему ночью, а я так вообще спала, свесив голову вниз, чтобы Чак (мы его так назвали), устроившийся на коврике рядом с кроватью, мог меня видеть и не чувствовал себя одиноким.

Потом дочка Лина в кулачке принесла слепого котенка, завернутого в лист лопуха, – вот это была морока! Кормили его молоком из пипетки, выхаживали, ждали, когда глазки откроет. И сколько радости было, когда однажды утром дети заорали: прозрел! Прозрел! Чак помогал в воспитании котенка активно, грел его по ночам. Кот так и спал потом всю свою жизнь у Чака на животе, зарываясь в длинную шерсть. То есть кошка. Лайма. Котят приносила два раза в год. А в урожайные годы – даже четыре или пять. И всех Лайминых детей приходилось пристраивать в хорошие руки, попутно прослеживая их судьбу и отнимая у тех, кто плохо с ними обращался.

Даня, сын мой, всю зиму как-то воспитывал двух жуков – Шварценеггера-отца и Шварценеггера-джуниора. Они от постоянного тепла, а может, и от изумления не уснули, очень резво возились в своей банке, что-то жизнерадостно закапывая и припрятывая, – словом, вели здоровый, совсем не зимний образ жизни и к весне дали потомство. Даня – его надо знать – заботился о них как о последних жуках, существующих на планете, а в мае выпустил все, что получилось. А чтобы утешить нас, принес домой семью белых крыс – мистера и миссис Грызли, которых выселили из дома его одноклассницы за изобретательность и шкодливость. Уж как я уговаривала Даню отнести их туда, где взял, – нет, назад их категорически не брали, мотивируя отказ сомнительным «взял так взял».

И тогда переполнилась моя чаша терпения, и я заявила: «Или я, или эти Грызли с их голыми хвостами!» И вышла на улицу с зонтиком. Потому что шел дождь. Так я и стояла немым укором перед нашими окнами. А из окна на меня со слезами на глазах смотрел мой сын, нежно прижимая к сердцу крысиную парочку. Потом он, конечно, спустился ко мне во двор и признался, что не может выбрать, кто ему дороже – я или крысы. Ведь я без него еще смогу протянуть – хоть в тоске и печали, но просуществовать смогу, – а вот крысы точно погибнут. Ведь он за них в ответе. А крысы в это время нежно теребили своими розовыми, абсолютно человечьими ручками воротник Даниной рубашки, с укором на меня поглядывая хитрыми, бесстыжими глазками.

Крысы оказались обаятельные и умные. Только вот дома у нас каждый день была невероятная суета: Чак очень не любил мистера и миссис Грызли; кошка, наоборот, их любила и заодно любила наших попугаев, причем любовь эта носила чисто гастрономический характер. Крысы, в свою очередь, норовили съесть все, начиная с обоев на стенах и Даниного пластилина и заканчивая яркими хвостами попугаев. Попугаи же обожали прогуливаться по полу, кланяясь и вальсируя, чем провоцировали охотничьи инстинкты и кошки, и собаки, и семейства Грызли. А в целях самообороны наши птицы больно щипались и клевались. Иногда могли попасть и в глаз. И когда нам нужно было уйти из дому, мы сначала отлавливали и рассовывали всю эту братию по разным комнатам, углам и клеткам, чтоб они друг на друга не охотились и не ели что ни попадя.

Так Грызли у нас и жили долго и счастливо. А умерли, между прочим, в один день. Потому что переели. Не надо было у попугаев корм воровать и заедать редкими цветами из вазонов, как будто их не кормили!

Да, можно вспомнить тут и о хомячихе с травмированной психикой – в одной семье воем пылесоса ее довели. А к нам принесли потому, что у нас место тихое, а у хомячихи невроз. И мы при ней говорили шепотом. При громких звуках она начинала пищать и бегать туда-сюда как заведенная. И кусаться больно.

А о тех, кто просто приходил к дому, чтобы мы их покормили, я не говорю. Собаки, коты, красавица ящерица, два ежика. А совсем недавно щенок у нас поселился, подобранный дочерью. Породы щенок-из-под-куста, крохотный и лизучий. Назвали его Молодежь.