Тупо в синем и в кедах

Занкин ел все, не потому, что был голоден, просто других увлечений на тот момент в его жизни было мало. Он очень любил грызть мел, ел смолу с деревьев и одуванчики, да мало ли всего съедобного. А однажды прославился на всю школу тем, что за несколько минут сжевал целый чайный сервиз в натуральную величину, слепленный девочками на уроках труда из муки и соли, абсолютно несъедобный, раскрашенный гуашью, смешанной с молоком. Чайный сервиз на двенадцать персон с чайничком, сахарницей и молочником. И потом клялся, что сервиз был вкусный. Клялся, бил себя кулаком в грудь и ел землю… Так что моя калина – это была райская закусь для луженого Занкиного желудка.

От ветки остался только жалкий скелетик, а ягоды, которые я так старательно высушивала сначала феном, потом под прессом, потом в песке, исчезли. Занкин схрумкал их на глазах у всего класса, войдя в историю школы как пожиратель музейных экспонатов.

* * *

Так вот, тогда, на том конкурсе в Эдинбурге, Занкин получил Гран-при за игру со старым пиджаком.

Гран-при ему вручала королева Объединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии Елизавета Вторая…

Ее величество была в белой шляпе. И в светлых перчатках. С сумочкой на локте… Такая… Королева настоящая…

* * *

Удивительно, как удивительно, но все мечты Занкина сбылись.

Во-первых, он очень хотел встретиться с королевой. Казалось бы…

Однажды он приволок в школу вырезанную из газеты фотографию: ее величество в белой широкополой шляпе, в элегантном пальто с живым исследовательским интересом указательным пальцем правой руки, затянутой в белую перчатку, ковырялась у себя в породистом носу.

– Какая она… клевая! – заключил восхищенный Занкин, склонив к плечу голову, с нежностью разглядывая ее величество. – Какая же она!!! Да-а-а… Все могут короли… – И деловито поинтересовался: – Ты не знаешь случайно, она женатая?

А вторая мечта Занкина была – стать знаменитым клоуном. Обязательно знаменитым. И еще тогда, когда он смутно, еле-еле различал в своей душе какие-то интересы, которые могут развиться во что-то большее в будущем, идею стать клоуном ему подсказала наша всегда раздраженная, всегда суровая и всегда уверенная в себе первая учительница Стефания Симеоновна. Штефа.

Как-то в класс к нам пришла Комиссия. Детям велели надеть белый-верх-темный-низ, мальчикам – подстричься, девочкам – банты. Комиссия намечала проверку на предмет перехода четвертого «А» на следующую ступень. Комиссия дала несколько контрольных работ, послушала, как дети читают, а потом стала с детьми разговаривать. Дети не привыкли разговаривать, вот просто так разговаривать с Комиссией, и волновались, и отвечали невпопад, и отмалчивались.

– Так-так, – удрученно потирала руки Комиссия, – так-так…

Дети зачарованно, испуганно переводили взгляды с Комиссии на свою учительницу. Комиссия сказала:

– Ну что ж, четвертый «А» класс, напоследок простое задание – напишите, что вы любите. Напишите… На листочках бумаги… Что. Вы. Любите.

– Эт чо? – спросили дети. – Это как?

– Как-как… Ну что вы любите? Я, например, люблю… э-э… Я, например, люблю фауну. А вы напишите, что любите вы.

– А как это – фауна? Это чо – фауна?

– Ну какая разница? – замахала руками Комиссия. – Это я люблю фауну. А вы напишите о том, что любите вы.

Дети, склонившись над листочками, старательно засопели. Двадцать шесть из двадцати семи написали «Я люблю фауну». И я тоже написала: «Я люблю фауну». Нет, я очень многое в той моей жизни любила, но надо было знать нашу учительницу, чтобы не распространяться по этому поводу, чтоб не нарваться.

Разразился скандал.

Комиссия на педсовете упрекнула Штефу в том, что дети ее класса за четыре года совсем не научились самостоятельно мыслить, выражать собственное мнение и прочее, правда, за исключением одного-единственного мальчика, двоечника и второгодника, который написал корявым почерком: «Я люблю грысть мел, щинят и каникулов».

Реакция Штефы на результаты опроса была неожиданной. Она взревела, как маяк в тумане: «Чтэ-э-э-э?! Да у меня стаж тридцать пять лет! Да у меня звание! Награды!»

Ну и мы получили под раздачу. Надо сказать, Штефа никогда не стеснялась в выражениях.

– Болваны!!! Да разве ж я вам не говорила, что такое флора и фауна?! Га?! Разве ж я вам не говорила, что такое фауна?! Ы?!

А ты, Занкин, Занкин! Занкин! Безотцовщина! Что ты написал?! Что ты написал, я тя спрашиваю?! Встань, когда учитель с тобой разговаривает! Встань, я тебе сказала!! Я с тобой говорю или со стенкой говорю, Занкин?! Встань, сказала, встань!!! И это после того, как школа так о тебе заботится, Занкин!!! Когда школа тебе купила ботинки и пальто, Занкин!!! Ботинки и пальто!!! Школа тебя воспитывает! Школа тебя одевает! А ты, Занкин, клоун!!!

Надо было знать Занкина…