Тупой Амур

Хэт просыпалась после глубокого сна. Она и не помнила, как уснула. Попробовала открыть глаза, но не смогла. Попробовала еще раз – и опять ничего не вышло. Такая обычная и простая процедура оказалась невыполнимой. Ей казалось, что веки сшиты шпагатом. С большим напряжением она все-таки разомкнула веки и увидела, что мир вокруг нее бел как снег, как будто все вокруг залито неоновым светом. Хэт издала глубокий стон. В ее голове крестьяне складывали сено в стога.

– Наконец-то проснулась… – услышала она голос Миш, по которому поняла, что Миш не в лучшем расположении духа.

– Как ты себя чувствуешь? Можешь встать? – продолжала Миш.

Не успела Хэт ответить, как ее подруга наклонилась и прошептала:

– Надо бы смыться отсюда поскорее, а то как бы тебя не упекли в психушку. Когда оказывали первую помощь, вроде бы не собирались. Все равно пришлось чертовски потрудиться, убеждая их, что ты не свихнулась, но это было не просто.

– Надеюсь, руку мне не ампутировали? – устало спросила Хэт.

Где-то в ее подсознании теплилось, что она просила отрезать руку.

– Нет, не ампутировали, а зря. Надо было бы обе отрезать, чтобы не звонила больше Джимми. Если честно, то я в жизни своей не слышала, чтобы у медсестры просили о таком ради возвращения жениха!

– О боже, Джимми Мэк! Где Джимми Мэк? – закричала Хэт, немедленно возвращаясь к жизни.

– Он ушел.

– Ушел? Ты хочешь сказать, что он был здесь и ушел? Был здесь, и я его не видела? Боже мой, я не могу поверить! Как это вышло? Что случилось?

Миш улыбнулась подруге выстраданной, но сочувственной улыбкой и начала объяснять, что случилось.

– Сестра решила, что ты чокнулась, не знаю, с чего она это взяла, и, цитирую, «представила классические симптомы человека, потенциально опасного для себя и окружающих». Она дала тебе успокоительное, потому что, по ее словам, ты хотела нанести себе увечья и таким образом вернуть кого-то, кто снова тебя полюбит. Тут приехал Джимми, заявил, что ты ему звонила и сказала, что меня нет в городе… – Миш искоса взглянула на Хэт, дав ей понять, что не одобряет ее ложь, – но благодаря таблеткам ты уже спала. Когда он понял, что ты вне опасности, он решил, что ты наверняка солгала насчет моего отсутствия, и позвонил мне. Я приехала и по дороге купила тебе билет в один конец в психбольницу, который, если ты не прекратишь всю эту чушь, тебе явно понадобится.

– Опять все получилось как-то не так, Миш. Я не должна была уснуть, и тогда Джимми застал бы меня с перевязанной рукой, а вид у меня был бы потерянный и безнадежный.

– Очень на тебя похоже, – саркастически протянула Миш.

– Ну вот еще! Это была бы вовсе не я, поэтому я и решила, что все получится. Если бы он застал меня в таком виде, ему захотелось бы мне помочь, стало бы меня жалко, всю такую перевязанную, да еще и руку могли отрезать. Я вызвала бы у него сочувствие, как при виде не очень страшного раненого.

– Ты ждешь любви из сострадания?

– Ну, не любви, конечно, просто мне хотелось, чтобы он почувствовал ответственность за меня и…

– То же самое. Любовь из сострадания, свадьба из сострадания… Ты хотела так его разжалобить, чтобы он сделал все, что ты захочешь, да?

– Да, – ответила Хэт, машинально сболтнув правду. – То есть нет, вовсе не разжалобить, мне хотелось, чтобы он понял, насколько он ошибался.

– Хэт, разве это справедливо?

– Может, и нет… не знаю, но разве справедливо то, что я должна отменить свадьбу, все свои планы, вообще все только из-за того, что жених взял и вдруг передумал?

Миш ничего не ответила, потому что знала – несправедливо. Но знала она и то, что Хэт надо поскорее вставать и пить кофе, иначе ей придется столкнуться с куда большей неприятностью, чем свадьба без жениха.

После скоротечной и безуспешной затеи с ампутацией Хэт несколько дней пребывала в подавленном настроении. В таком подавленном, что ей удалось снова стать самой собой и к тому же нормальной. Она даже умудрилась заставить Миш поверить, будто увидела свет в конце тоннеля. Наглую ложь она не говорила – так далеко она не зашла, просто предпочла не делиться с ней своей новой идеей. Эта свежая блестящая идея придала ей сил и укрепила в решимости. Она снова ожила. Ничто в ее поведении не говорило о том, что она собирается выбросить прочь остатки осторожности, которые сохраняла на тот случай, если все остальное рухнет.

Случись Хэт, что невероятно, составить на досуге «Десять лучших способов вернуть жениха», эпизод с варкой кроликов и задумка с ампутацией заняли бы в нем первые два места, если сравнить их с целесообразностью следующего запланированного ею шага. Казалось, это были симптомы неудавшегося заговора, но по сравнению с тем, что стало следующим пунктом, это был отлично обдуманный маневр, рассчитанный на победу. Хэт собралась сделать нечто такое, что в случае провала лишало ее всякой почвы под ногами. План был смелый. Решительный. Потрясающий. Мог и сработать.