Тур — воин вереска

Ганна, которую с рождением господского младенца взяли со двора в дом, со всем хорошо справлялась одна — не только кормила малыша и ещё своих двоих близнят (в роскошных крестьянских персях её даже после всех кормлений оставалось молоко), но и сидела с ним, бдела и радела над ним чуть не больше матери, и не было необходимости в каких-то ещё мамках и няньках. Ганна, добрая душа, чистое открытое сердце, скоро и для Алоизы стала незаменимой — из пособницы, сама о том даже не помышляя, угодила прямиком в подружки; великая честь для простолюдинки — госпоже напёрсток подавать, в иголку ей нить вдевать и откровения её за рукоделием слушать... Панского малютку Ганна любила едва не больше своих двоих, а уж времени с ним проводила — точно больше. И постоянно пела ему, голос у неё был неплох. Уже потом, много лет спустя, Ганна частенько говорила, что пела песню, когда Радим рождался, она пела песню, когда убаюкивала его, и когда он пошёл впервые, пела; и когда он сказал первое слово — это слово было из её песни. И когда он болел, она пела ему. И когда он найдёт суженую свою и будет жениться, Ганна споёт ему венчальную. А если его ранят, она песней его излечит, ибо песенное слово очень сильное зелье — лучше всяких пластырей и декоктов лечит. Много песен знает кормилица и няня Ганна...

Поскольку мы рассказали выше во всех подробностях о происхождении фамилии Ланецких, пристало бы нам сказать ещё несколько слов о происхождении доброго имени Радим. Учёные мужи, знатоки родословных, фамилий и имён, утверждают, что имя это очень древнее. В одной из наиболее старых славянских летописей говорится, что жили некогда два брата — князья Радим и Вятко. Вышли они «из ляхов» и поселились со своими племенами — один на берегах реки Сож, другой — на Оке. Вот те, которые сели по Сожу, и прозвались по имени своего родоначальника Радима — радимичами. Народ это всё был рослый, красивый, свободолюбивый и гордый именем своим. От брата Вятки пошли вятичи. А ляхами в давние времена именовали не только полян, предков нынешних поляков, но и поморян, мазовшан, лютичей и иных славян, живших на западе, в частности по южному берегу Балтийского моря... Немало среди учёной братии и тех, кто считает, что Радим — это сокращённое славянское имя Радимир — то есть Радеющий О Мире, или Радующийся Миру. Мы себя к большим знатокам имён не относим, а скорее видим свою персону в стае скромных книжных молей, поэтому соглашаемся и с одним предположением, и с другим, тем более, что оба они нашему сердцу симпатичны и милы и вполне соответствуют замыслу затеянного нами труда.

Волчий Бог

Как и многие дворянские дети, Радим получил достаточно глубокое по тем временам образование. Захаживали в имение к Ланецким странствующие учителя, которые за тёплый угол, за хлеба кусок и за чашку похлёбки обучали всех желающих грамоте и самому простому счёту. Не бог весть какие учителя, всё сами самоучки, не знающие дальше скромного клочка бумажки, завалявшегося на дне дорожной сумы, не знающие дальше старой аспидной[7] доски, но это ведь только начало было для ищущего света юного ума. Потом, подросши и войдя в самый возраст учения, мальчик года два ходил в православную братскую школу в Могилёве при монастыре, в коей со всей прилежностью изучал арифметику, геометрию, географию, астрономию, диалектику, риторику, музыку и языки — греческий, латинский, белорусский, польский и другие. Уже и этих знаний ему было бы для жизни — просвещённой и наполненной, осмысленной жизни — вполне достаточно. Но отец его Ян не думал так и на учение старшего сына, равно как и на учение других своих детей, средств не жалел.

В качестве воспитателя и наставника детей у Ланецких в имении года три прожил некто Иоганн фон Волкенбоген — отпрыск обедневших баронов откуда-то из Шведской Ливонии, личность замечательная во всех отношениях — как во внешнем виде красавчик из красавцев, так и щедро наделённый Господом внутренне — одухотворённый весьма богатым духом, но, увы, духом мятущимся, непостоянным. Судьба его, вне всяких сомнений, достойна отдельного описания, судьба романная, полная происшествий, мечтаний, обманов и несбывшихся надежд (как у всякого авантюриста), но поскольку мы стеснены рамками нашего сочинения, ограничимся только кратким его жизнеописанием.