– В Испанию, – не моргнув глазом, соврала я.
– Я там был на отдыхе, когда еще женат был.
– Я помню. Должен был ехать со мной, а уехал со своей женой. Я тогда в лежку лежала, думала, не выживу. Сутками плакала. Смешно это даже как-то все вспоминать.
– Почему смешно? Ты же по-настоящему страдала.
– Тогда страдала, а сейчас мне все это смешно.
Владимир остановил свой взгляд на фотографии в рамке, стоящей на столике. На фотографии мы с Мустафой, позируя на берегу моря, громко кричали: «Чи-и-из!»
– А у тебя ничего не изменилось, как будто я только вчера отсюда ушел. Наташа, а что это рядом с тобой за чурка? – Владимир не сводил глаз с фотографии.
– Какой еще чурка?
– Тот, который тебя обнимает.
– Это не чурка. Это – турок.
– Да по мне хоть папуас из Новой Гвинеи. Что это ты позволяешь ему себя обнимать?
– А тебе какая разница?
– Да просто неприятно как-то, что черномазый чурка нашу русскую женщину лапает.
– Сам ты чурка, – злобно буркнула я и спросила строгим голосом: – Ты чай пришел пить или фотографии рассматривать? Пошли на кухню.
Володя пропустил мое недовольство мимо ушей и наконец отошел от фотографии.
– Я не видел тебя столько времени. Мне интересно, как ты живешь, а ты тут с чурками обнимаешься. Эту фотографию спрятать надо, а ты ее поставила на самое видное место.
– Да что ты заладил: чурка, чурка… Да, чурка!
– Ну, араб, какая разница?!
– Большая. Этот человек, между прочим, мне очень дорог. Я за него замуж выхожу.
– Ты меня разыгрываешь? – Владимир сел за стол и принялся сверлить меня подозрительным взглядом.
– Вовка, давай оставим эту тему. Я выхожу замуж за турецкого мужчину.
– Наташа, я не могу представить тебя в парандже.
– А я и не буду в ней ходить. Я же русская женщина, а мой мужчина – европеизированный турок.
Разлив чай по чашкам, я пододвинула к Владимиру вазочку с печеньем и улыбнулась:
– Печенье твое любимое. Столько лет прошло, а оно еще в моем доме не перевелось.
– Такое впечатление, что все это время ты меня ждала, – рассмеялся Владимир.
– Ну вот, тебе даже самому смешно.
Сев напротив Владимира, я сделала глоток чая и произнесла уже серьезным голосом:
– Вова, я тебя не ждала. Я уже давно никого не жду.
Мы пили чай с печеньем, говорили о том, что произошло с каждым из нас за последние несколько лет, вспоминали добрые и приятные моменты своей жизни, а я ловила себя на мысли, насколько же равнодушно я теперь отношусь к человеку, которого очень сильно любила и без которого не мыслила своего существования. Я равнодушно отнеслась к переменам в его судьбе, к тому, что он теперь не женат и его сердце свободно.
– Наташа, а ведь я тебя до сих пор не забыл. Я всегда о тебе вспоминаю.
В этот момент мой бывший любовник встал со своего места и упал передо мной на колени.
– Вовка, ты чего?
– Наташа, не прогоняй меня. Можно я останусь у тебя на ночь?
– Нет, – отрицательно замотала я головой. – Я завтра улетаю. Мне нужно хорошенько выспаться.
– Не улетай никуда.
– Что значит, не улетай никуда? У меня командировка.
– Откажись от нее. Наташенька, ты не представляешь, сколько я ждал этой встречи!
Глава 11
Мне стоило больших усилий уговорить Владимира встать с колен и уйти из моей квартиры.
– Значит, у тебя сердце даже не екнуло? – разочарованно спрашивал он меня, обувая свои ботинки.
– Оно у меня раньше постоянно екало, только тебе не было до этого никакого дела.
– Наташа, ты хотела, чтобы я развелся с женой. И вот я развелся. Я – свободный мужчина, что тебе еще надо?!
– Когда-то я больше всего на свете хотела, чтобы ты стал свободным. Верно говорят: все наши желания должны исполняться своевременно, потому что иногда в нашей жизни наступает такой момент, когда они становятся уже не нужны. Ты развелся не потому, что любил меня, а потому, что поймал свою жену в постели с другим мужчиной. А если бы ты ее не поймал, что тогда?
– Наташа, ну зачем нам сейчас рассуждать о том, что было? Давай поговорим о том, что происходит сейчас! – Владимир взял меня за плечи и слегка потряс. – Ты слышишь, что я тебе говорю?
– Слышу.
– Ну почему ты молчишь?
– Потому, что уже поздно. Я люблю другого мужчину.
– Кого? Этого чурку?
Владимир быстро меня отстранил и, не снимая обуви, направился в комнату.
– Ты куда обутый пошел?
Я бросилась следом за ним и, увидев, что он достал фотографию из рамки, кинулась на него, пытаясь ее отобрать.
– Ты что задумал? А ну-ка дай ее сюда.
Не говоря ни единого слова, Владимир порвал фотографию на маленькие куски и бросил на ковер. Обезумев от такого хамства, я не выдержала и отвесила ему хорошую пощечину.
– Какое ты имеешь право? – прокричала я истеричным голосом.
– Я имею право русского мужика! Терпеть не могу, когда наших женщин эти уроды лапают.
– Сам ты урод!
– А ведь этого урода ты когда-то очень сильно любила и мечтала, чтобы он развелся с женой.
– Это было давно и неправда, – тихо всхлипнула я и с особой болью в душе посмотрела на разбросанные по ковру обрывки фотографии. – И что ты хотел мне доказать?
– То, что я до сих пор тебя люблю! – прокричал в сердцах Владимир и направился к выходу.