— Простые, кожаные, — ответил я, — цвет всё равно какой.
— Не возьмусь, дорого моя работа для тебя стоить будет.
— Дядь Степ, — вмешался в разговор Алексашка, — Алеша заплатит, ты посмотри, какой у него меч!
В казарме, освещавшейся несколькими лучинами, было полутемно, и рассмотреть качество оружия было, на мой взгляд, невозможно, однако стрелец попросил:
— Дай, гляну.
Я положил перед ним ятаган. Тотчас на разговор подошли не успевшие заснуть и разбуженные громким разговором стрельцы, обступили, началось придирчивое разглядывание оружия. Видно было, что в качестве клинков они разбираются, пробовали на звук, отблеск, проверяли заточку.
— Хороша сабелька, — наконец высказал общее мнение десятник. — Тебе, парень, такая вроде бы не по рылу. Продать не желаешь? Я за ценой не постою.
— Не продается, это отцов подарок.
— Ты подумай, я тебе за нее целый ефимок дам, а то и так без денег уйдет, ты и не заметишь, — серьезно пообещал десятник.
— Ну, так как, возьмешься ножны сделать? — спросил я, пропустив скрытую угрозу мимо ушей.
— Утро вечера мудренее, может, завтра и передумаешь, — так же игнорируя вопрос, негромко сказал десятник, возвращая мне ятаган. — На, береги, а то глядишь, он ночью сам убежит!
Намек был достаточно прозрачный, если не сказать угрожающий. Однако я его не расслышал и никак на него не ответил, спросил, где свободное место, и лёг на крайние полати. Здесь дуло из дверей, но хотя бы было чем дышать. Остальные стрельцы уже легли, и как только догорели лучины, в казарме стало совершенно темно.
Разговор с десятником мне не понравился, как и он сам, но делить с ним мне было нечего, и я понадеялся, что впоследствии отношения как-то наладятся. Предыдущая бессонная ночь дала себя знать, и как только я вытянулся на сеннике, сразу провалился в сон. Не мешали мне ни спрятанный на груди мешок с серебром, ни подсунутый под спину ятаган, ни разноголосый храп мужской компании.
Не представляю, сколько времени я проспал, когда вдруг почувствовал, что меня кто-то тормошит. Сначала показалось, что это просто снится, но когда в лицо ударил тяжелый дух чесночного перегара, я мгновенно проснулся. Кто-то пристраивался ко мне с боку и тихонько подталкивая, пытался заставить повернуться на бок.
Я вспомнил недавний разговор с десятником и понял, что меня хотят обокрасть. Рассмотреть что-нибудь в кромешной темноте было невозможно, как и начинать драку. Единственным ориентиром, указывающий точное положение противника, оказался удушающий чесночный аромат. Я почмокал губами, изображая потревоженного крепко спящего человека и, как будто уступая подталкиванию, резко повернулся на бок, прицельно двинув в чесночный дух локтем. Под боком кто-то негромко взвизгнул, тотчас и зашуршало под посконной подстилкой сено. После чего неприятный запах исчез.
— Ну, паскуда, смотри у меня! — прошептал невидимый грабитель, и меня оставили в покое.
Утром по меньшей мере трое стрельцов смотрели на меня волками. У одного из них, парня с хитрыми глазами, оказался синяк и распухший нос. Над ним добродушно подсмеивались товарищи, а он лениво отшучивался, что впотьмах столкнулся со стеной. Алексашка смотрел на меня виноватыми, собачьими глазами, но подходить не решался, улыбался и кивал со стороны головой.
Я никак не отреагировал на новое к себе отношение, встал и отправился к колодцу умываться. Минут через пять туда явился мой вчерашний товарищ.
— Алеша, — испуганно сказал он, — ты, того, осторожнее, а то дядька Степка-то, десятник, на тебя взъелся, плохое сердце держит! Зря ты ему вчера меч не уступил, он стрелец строгий, как бы чего не вышло!
— Ничего, — пообещал я, — как-нибудь прорвемся.
— Куда прорвемся? — не понял он.
— Надеюсь не в рай, — туманно ответил я и приступил к водным процедурам.
Стрельцов я не боялся да и инцидент был бы вполне на руку — нужно было напомнить дьяку о своём существовании, иначе я мог так и остаться бесплатным приложением к его охране. Для этой цели мне нужен был пиар, пусть даже черный.
Умывшись, я сразу пошел в трапезную. Народа там еще не было, видимо, слуги и охрана приходил позже и до завтрака я успел сторговать у стряпухи кусок холста, завернуть в него свой ятаган.
Утренний завтрак оказался вполне спартанским: подовый хлеб с квасом. Правда, хлеб был еще теплый, утренней выпечки и очень вкусный. Пока я сидел за столом, начали собираться местные «кормленцы», наконец гурьбой пришли стрельцы. Троица, во главе со Степой, уселась вокруг меня: десятник напротив, а подбитый глаз и третий, угрястый альбинос, по бокам. Видимо, так они меня хотели напугать. Десятник в упор уставился на меня мрачным взглядом и молча катал по столу хлебные шарики. Я, не обращая на него внимания, спокойно пил квас. Наконец Степану надоело молчать и громко, так что все разом замолчали, он спросил:
— Так отдашь саблю или нет?