Турецкий марш

Все, в общем-то, и было так, как сообщил мне лейтенант Михайлов – впрочем, теперь я называл его по имени и отчеству, как это принято у русских морских офицеров. Олег Николаевич вел наблюдение и передавал мне донесения из штаба флота. Из этих докладов мне стало известно, что в Поти из Трапезунда вышли две шхуны с грузом для немирных горцев. Кроме того, на их борту были поляки-волонтеры – участники мятежа 1830–1831 годов, которые из ненависти к русским устроились на службу к туркам, а некоторые даже перешли в магометанскую веру. Адмирал Нахимов приказал нам перехватить эти шхуны. А в том случае, если их экипажи и пассажиры окажут вооруженное сопротивление, утопить их безо всякой жалости.

Турки рассчитывали проскочить ночью мимо нас, чтобы поутру высадить пассажиров и свой груз на побережье, где их уже будут ждать посланцы имама Шамиля. Но, как оказалось, у Олега Николаевича были приборы, с помощью которых можно было и ночью вести наблюдение за морем. Один из его мичманов и обнаружил турецкие шхуны.

Мы быстро развели пары и погнались за неприятелем. Турки, поняв, что обнаружены и что уйти им не удастся, решили сражаться до последнего, хотя сопротивление было бессмысленным – мы из наших десятидюймовых орудий могли расстрелять их с дистанции, которая оказалась слишком большой для их легких пушек.

Ясно было лишь одно: сдаваться они не собираются, и я должен был выполнить приказ адмирала Нахимова – уничтожить неприятеля.

С помощью чудо-бинокля мы могли наблюдать за падением наших ядер и бомб. Комендоры стреляли превосходно, и вскоре одна из шхун, лишившаяся мачт, потеряла ход. Вторая, тоже понеся большие потери в рангоуте, все еще питала тщетную надежду на спасение. Но и она вскоре загорелась и стала тонуть. Турки пытались спустить шлюпки, но ядра, упавшие рядом, перевернули их. Когда палубы вражеских кораблей стала захлестывать морская вода, мы прекратили огонь.

Я приказал спустить баркас и отправиться к месту гибели турецких шхун, чтобы попытаться спасти тех, кто еще не пошел ко дну. Лейтенант Михайлов попросил, чтобы в баркас взяли двух его мичманов, успевших надеть свое снаряжение и вооружиться. Я уже видел в Севастополе подобным образом экипированных офицеров из Гвардейского Флотского экипажа. Говорят, что их куртки не пробивает пуля, а странные ружья могут без перезарядки выпустить несколько десятков пуль.

Как оказалось впоследствии, предосторожность Олега Николаевича была не лишней. Поляки, которые находились на одной из тонущих шхун, ухитрились перевернуть одну из опрокинувшихся шлюпок и начали вычерпывать из нее воду. Она едва держалась на плаву, но на нее сумел перебраться какой-то важный пан. Он даже сумел сохранить сухими свою одежду и пистолеты, заткнутые за пояс. Увидев наш баркас, поляк с диким криком выхватил оружие, намереваясь застрелить кого-нибудь из наших. Вот тут-то и показали себя сослуживцы лейтенанта Михайлова. Несколько метких выстрелов, и лях плюхнулся в воду. Державшиеся за полузатопленную шлюпку турки и поляки жалостливо завопили и взмолились о пощаде.

Двумя рейсами мы подобрали всех, кто еще был жив, после чего Олег Николаевич доложил по своей «радиостанции» в Севастополь о произошедшем. Вскоре из штаба флота мы получили ответ: «Бессарабии» надлежало следовать в Крым, а патрулирование побережья продолжит идущий нам на смену пароходофрегат «Одесса»…

16 (4) ноября 1854 года.

Дунайские княжества.

Штабс-капитан Гвардейского Флотского экипажа Домбровский Николай Максимович, бездельник

Бездельником я стал не по своей воле. Ядром отряда, к которому я был приписан, командовал капитан Гвардейского Флотского экипажа Ильин Николай Максимович, мой полный тезка. Перед венесуэльским вояжем его – тогда еще в чине старшего лейтенанта – назначили командиром сводного отряда морской пехоты на «Королеве». В отличие от роты Хулиовича, морпехов с «Королева» раздербанили. Одно отделение участвовало в первой нашей встрече с императором. До сих пор оно служит при нем лейб-охраной и одновременно связистами. Были там и силы ССО. Что с ними случилось, мне неизвестно. Оставшихся подрядили обучать новосозданные «роты нового строя». Некоторое их количество так и осталось инструкторами в районе Свеаборга, но большинство стало ядром Свеаборгского Батальона особого назначения. Именно к этому батальону приписали и вашего покорного слугу.

Хулиович лично попросил капитана Ильина о том, чтобы тот обучил меня военному делу в весьма сжатые сроки. Тот послал меня на «курс молодого бойца», который проводился на остановках во время перехода по Березинскому водному пути. Справедливости ради хочу заметить, что другие «курсанты» проходили обучение уже несколько недель, и я, даром что офицер, показал себя столь провально, что после того, как мы прибыли в Одессу, Ильин вызвал меня к себе и с сарказмом произнес: