Тургенев, Флобер и Жорж Санд: межкультурный полилог

Тургенев, Флобер и Жорж Санд: межкультурный полилог

Кафанова Ольга Бодовна,

доктор педагогических наук, профессор кафедры филологического образования и межпредметной интеграции ЛОИРО

В истории литературы дружба между тремя знаменитыми писателями, разными по возрасту, эстетическим пристрастиям и принадлежащие к разным культурам, то есть между Тургеневым, Флобером и Жорж Санд, является феноменом исключительной редкости. Флобер был одинаково искренне привязан к Жорж Санд и Тургеневу. Из его дружбы с Жорж Санд и Тургеневым, запечатленной в богатейшей переписке, в конечном итоге возникло общение трех художников, очень интересных друг другу.

Центральной фигурой, организующей этот литературный треугольник, был Флобер, потому что именно он явился инициатором возобновления знакомства двух своих друзей. С января 1870 г., времени визита Тургенева к Жорж Санд в Париже, и вплоть до 1876 г. (года ее смерти) почти все письма двух участников эпистолярного диалога содержали отсылку к третьему. Поэтому мы можем с полным основанием говорить о возникновении межкультурного полилога.

Этот полилог развивался в форме самой интимной и одновременно публичной, поскольку осуществлялся не только в переписке Флобера и Жорж Санд, Флобера и Тургенева, Тургенева и Жорж Санд, но и перетекал в их критические статьи, посвящения, открытые письма и переводы. Этот полилог поддерживался довольно частыми личными встречами во время обедов французских литераторов в Париже, а также визитами Жорж Санд и Тургенева в имение Флобера Круассе, и, соответственно, посещениями Флобера и Тургенева родового поместья Жорж Санд Ноан.

Взаимоотношения Флобера, Жорж Санд и Тургенева замечательны и уникальны в том смысле, что представляют собой общение выдающихся художников разных национальных литератур. Этот богатейший материал включает различные дискурсы, перетекающие один в другой: биографический, критический, эстетический, философский. Отдельное изучение этих дискурсов плодотворно для уточнения поэтики, эстетики, мироконцепции каждого из трех великих участников полилога, потому что взгляд со стороны, изнутри другой культуры, да еще к тому же, взгляд художников различных эстетических ориентаций высвечивает много неожиданно нового. И Флобер, и Жорж Санд, и Тургенев отлично ощущали эту взаимную потребность друг в друге. Круг тем, которых они касались, — чрезвычайно широк. Он содержал бытовые подробности жизни, сведения о близких людях. В него входили и раздумья о процессе старения и путях ему противостояния (так называемый старческий или геронтологический дискурс), а также российский или немецкий дискурсы и т.д. Вместе с тем, круг интересов таких значительных деятелей культуры не мог не включать вопросы, касающиеся путей развития искусства и литературы в целом, а также размышления о собственной манере письма.

Переписка Флобера с Тургеневым и Жорж Санд началась в одном и том же 1863 г. Но если его эпистолярное общение с «Москвичом» (Moscove, как он называл Тургенева) после бурного начала на несколько лет прервалось, то, наоборот, с Жорж Санд к концу 1860-х гг. его уже связывала прочная сердечная дружба. Поэтому уместно начать анализ именно с этого материала, тем более, что Тургенев как бы присоединился к дискуссии чуть позже, предлагая свои ответы на проблемы, обсуждаемые его знаменитыми французскими современниками.

Флобер прошел через сложную эволюцию в отношении Жорж Санд. В возрасте 17 лет он восхищался ее творчеством, по его признанию, он «читал немного вещей столь прекрасных, как „Jacques“»[1]. Но очень скоро он начал испытывать к нему ироническое чувство, что, например, выражено в одной из фраз первого варианта его романа «l’`Education sentimentale» («Воспитание чувств»): «Я не обращаюсь здесь ни к школьникам четвертого класса, ни к портным, которые читают Жорж Санд, но к умным людям»[2].

Можно понять этот выпад в контексте эстетических исканий молодого писателя; его неотступно преследовала идея безличности в искусстве: спрятать свое сердце, не выражать своего мнения, ничего не доказывать и не отрицать, — вот отныне его главные максимы. Но такого рода пренебрежение не помешало ему оправить Жорж Санд экземпляр «Madame Bovary» («Госпожа Бовари») с простым посвящением: «Госпоже Санд, дань уважения от неизвестного»[3].