Читаем Тургенев и Виардо. Я все еще люблю… полностью

Вот и последний вечер, что я провожу в Париже, дорогая и добрая госпожа Виардо. Завтра в этот же час я уже буду катиться по дороге в Берлин. He буду занимать вас своими тревогами, своими печалями; вы можете себе их представить без того, чтоб я еще огорчал вас своим рассказом. Bce мое существо может быть выражено одним словом: прощайте – прощайте. Я оглядываюсь по сторонам, собираю все мои воспоминания, вплоть до самых незначительных – подобно эмигрантам, уезжающим в Америку, которые, как говорят, забирают с собой даже самую жалкую домашнюю утварь, и я уношу все это с собой, словно сокровище. – Если же и вы обещаете вспоминать обо мне – я думаю, что перенесу разлуку легче, и у меня не будет так тяжело на сердце. – Когда вы вернетесь в Куртавнель, приветствуйте от меня его дорогие стены; когда, сидя прекрасным осенним вечером на крыльце дома, вы взглянете на колеблющиеся вершины тополей, что растут во дворе, – подумайте, прошу вас, об отсутствующем друге, который был бы так счастлив находиться там среди вас. Что до меня, то мне нечего давать вам обещание часто вспоминать о вас; я и не буду заниматься ничем иным; уже отсюда я вижу себя сидящим в одиночестве под старыми липами в моем саду, обратившись лицом к Франции, и тихо шепчущим: где они, что они сейчас делают? Ах! я так чувствую, что оставляю здесь мое сердце. Прощайте; до завтра.

Вторник, 8 часов утра

Добрый день, в последний раз во Франции, добрый день, дорогая госпожа Виардо. Я почти не спал; ежеминутно просыпался и чувствовал, что моя печаль не покидает меня и во сне. Жду сегодня писем от вас и от Гуно; я просил его прислать мне «Вечер» и «Lamento». Вы помните это – но нет – я не могу еще почувствовать очарование этих трех слов – может быть, позднее, – но не сейчас. Я получу письмо от вас – не правда ли?

Вы не можете представить себе, какое удовольствие доставило мне ваше триумфальное возвращение. Когда вы будете писать мне в Россию, то сообщайте, прошу вас, о мельчайших подробностях ваших представлений, – да и вообще множество подробностей. Самый верный способ сократить расстояние – бросить ему вызов. Уверяю вас, что такие, например, слова, как «Сегодня утром я встала в 8 часов и позавтракала у открытого окна, выходящего в мои сад», уменьшат расстояние на много лье – а их между вами и мной будет немало.

Спустя два часа

Голова моя пылает; я вне себя от усталости и горя. Укладываю мои чемоданы, обливаясь слезами, – ничего больше не понимаю – не знаю, право, что и пишу. Послал вам мой адрес – напишу вам из Берлина. Прощайте – прощайте; обнимаю вас всех, вас, Виардо – будьте благословенны – мои дорогие и добрые друзья, моя единственная семья, вы, кого я люблю больше всех на свете. Спасибо за ваше дорогое, доброе письмо – у меня нет больше слов, чтобы сказать вам, как благотворно оно на меня подействовало – да благословит вас Бог тысячу раз. Уже пора кончать – пора – пора. Ну, смелей – и будем надеяться на лучшее. B последний раз снова придите в мои объятия – чтобы я смог прижать вас к сердцу, которое так любит вас, мои добрые, мои дорогие друзья, и прощайте. Поручаю вас Богу. Будьте счастливы. Люблю вас и буду любить до конца жизни. Целую также Мануэля[31] и леди Монсон, если она это позволит. Прощайте, прощайте.

Ваш И. Тургенев.

P. S. Иду к Луизе; несу ей немецкую книгу, чтобы и она тоже помнила об отсутствующем друге. Ах! я всех вас так люблю! Я это чувствую теперь больше, чем когда-либо…

<p>Полина и Луи Виардо – Тургеневу</p>

17, 19, 20, 21 июня (29 июня, 1, 2, 3 июля) 1850. Лондон

Лондон, 29 июня.

Сегодня вы должны сесть на пароход, возлюбленный друг, и я молю Бога и всех ангелов быть к вам благосклонными. Раз уж решено, что они должны унести вас далеко от нас, пусть это произойдет как можно легче и как можно быстрее.

1 июля

Здравствуйте, дорогой Тургенев, спасибо за ваше доброе письмецо из Берлина – я не ожидала получить его сегодня и вздрогнула, как если бы увидела вас собственной персоной. Мне принесли его в 10 часов утра, когда я еще была в постели и как раз просыпалась. Можете себе представить, как оно было встречено! Я ни минуты не переставала думать о вас, Луи тоже. Мы сопровождали вас на каждой станции. Бедняжка Диана! Должно быть, ей было очень грустно в клетке для собак! да ведь она может заболеть во время переезда! Я отсюда вижу, как вы держите ее на руках и заботитесь о ней, как о малом ребенке, – как же вы добры!

2 июля

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное