Тургенев, сын Ахматовой (сборник)

Папа с его привычкой читать мелкие примечания обратил внимание:

– Для наружного употребления.

– Все пьют, и я пил – и все в порядке.

Все посмотрели на дырку в отвороте рубашки – с глубоко пульсирующим морщинистым дном. Боря перехватил их взгляды и сказал твердо:

– Позавчера пили. (Понимай: с тех пор он не был в реанимации.)

Выпили по первой порции. Девочки устроились, как в партере, посмотреть и послушать.

– Снится мне… – начал Петр и остановился, спохватившись – нужно ведь подождать, пока женьшень дойдет до самых отдаленных клеток. – Снится мне, что веду самолет. И вдруг стюардесса вызвала меня к какому-то капризному пассажиру. Успокоил я его, вернулся, а в кабине все приборы управления исчезли. Самолет начинает разваливаться на части, пассажиры гибнут, а я тут же оказываюсь подсудимым…

– Что-то неладно с жизненными целями, – сказал после продолжительного молчания папа.

– А мне приснилось, что я бронетранспортер на цистерну спирта поменял. К чему бы этот сон? – Боря достал из кармана сдачу, пошелестел и сказал: – Дешевый этот женьшень…

Мама Таисии поняла намек, но поскольку она уже внутрь себя уронила росинку этого наружного растирания, то перевела разговор в какую-то гносеологическую плоскость:

– С Троей все время что-то не то происходит… Шлиман не ту Трою откопал, которая у Гомера. И вообще сейчас ученые доказали, что ту Трою так и не взяли.

– А мы ее все-таки окончательно возьмем! – с угрозой сказал Петр.

– Зачем спиртовую растирку назвали таким знаменитым именем и на этикетке лихой Гектор на колеснице скачет? Это Троя, что ли?

– Это троянский конь, – качнул недавно стриженной головой папа. – С сюрпризом внутри.

Маша понимала: непедагогично поощрять выпивки разговорами с нетрезвыми родителями, но они ведь редко разрешают себе расслабиться. (А если будут часто, придется их взять в крутой оборот – откажусь их постригать, маму откажусь подкрашивать.)

– Вчера Таисия, – начала речь Маша, – не могла сделать доклад о росписи древнегреческих ваз. Я ей достала «Мифы народов мира», Гаспарова, Куна, книгу Любимова по древнему искусству… Заливаюсь, диктую ей тезисы: краснофигурные, чернофигурные, последовательность времени, а Таисия в слезы – надо подробно, а она не успевает. Говорю: «Надоело мне это уже – давай я за тебя напишу, почерки у нас похожи…»

Слушали Машу с голубиным терпением: понятно, что общаться нужно с детьми, отец кивал головой – вот еще один квант общения прошел, вот другой, а мама только водила глазами, как бы провожая каждую частицу общения.

– Эмхакашка, блин, требует подробно, – добавила Таисия. – А у самой муж говорит: «Вера, я л'oжу в сумку…»

Петр сказал Боре:

– МХК – это мировая художественная культура. Боже мой, ну и каково зерно этого сообщения? А, Маша?

– А таково! Я за Таисию писала, а она потом еще целый час перед зеркалом так причешется, сяк… одно примерит, другое не нравится. А выла: не успею, не успею!..

– Это же МХК в действии, – заступился за Таисию папа. – Эстетика поведения…

А взгляд Бори, как у всякого человека употребляющего, бродил по комнате в поисках предлога добавить. С каркаса психики обрушились все завитушки, придающие Боре вид обыкновенного человека, и при солнечном свете вылезло что-то колченогое, похожее на тарантула, чья экологическая ниша – океан алкоголя. Он увидел расписанную одуванчиками тарелку, сохнущую на подставке для учебников. Показывая на нее, сказал:

– Тут у одуванчиков ножки… просто… голые нарисованы! А на самом деле они покрыты волосками. Вот как у меня! – Он задрал брючину, все ожидали увидеть суперсамцовское непотребное буйство джунглей, но не успела мама еще почувствовать неудобство перед дочерьми, как услышала разочарованный вскрик: – Ё-мое! Все вылезли… от пьянки! Это точно. Все Абхазия виновата: они нас поили, эти черные! Ну, покажу я им на рынке – в День пограничника!

– Эти, на рынке, за тех отвечать должны? – удивился Петр.

«Да, все должны за меня отвечать», – взглядом показал Борис.

Петр сразу начал его выводить из зоны возможного конфликта. Борис хотя и поплыл от «Трои», но вертелся по прихожей очень быстро, так что все включились в его ловлю. Петр не мог понять, почему на одну ногу легко наделся туфель, а на другую – с трудом, и то при помощи ложки для обуви. «Гениальный человек изобрел эту ложку – надо бы Нобелевскую премию дать», – шептал Петр безрадостно.

Родители Таисии неуместно педагогически нажали, когда Петр и Боря ушли.

– Ишь, черные ему во всем виноваты, – сказала мама.

– Он в чем-то прав: в самом деле все за всех в ответе, – добавил папа. – Но и он, Боря, должен за всех быть в ответе… в меру своих сил. А он абсолютно безмятежен…

Мама продолжила: мол, Петру неудобно своего везения, что он не был в армии, вот он его и привел. И тут оба родителя разом вспомнили, как Боря угрожающе наставлял, как дуло, свою дырку между ключицами в коридоре и дно этой дырки пульсировало всхлипами.

«26 мая 1996.