Тургенев, сын Ахматовой (сборник)

Маша и Таисия без отдыха набирали запас впечатлений, чтобы обеспечить ими себя на всю будущую зиму (так взрослые запасают соленья и варенья). Маша нашла дерево, кора которого словно вся состояла из детских рук – они плотно обнимали мякоть ствола, вот бы мама нарисовала такое, надо ей рассказать! Таисия нашла лощину, а там сугроб нерастаявший – в виде крокодила с открытой пастью, вот папе рассказать – он оценит!.. Само собой, запомнился надолго неизбежный обряд последнего костра, когда Вандам Вандамыч с тетей Любой уже расслабились (почти весь поход позади, завтра на электричку), и можно было отмочить несколько туристских шуток вроде рассказывания страшных и смешных историй, которые только здесь трогают своей незамысловатостью.

– Тетя Люба, расскажите, как вас петух клюнул, а мама ему за это голову топором отрубила! (История о великой материнской любви.)

– Теть Люб, расскажите, как вы спасли утопающего. (История о безответной любви.)

– Лучше о том, как подделали путевку в лагерь! (История о самозванстве.)

Мне будто четырнадцать лет (Рассказ Любы)

Я в путевке сама исправила «11 лет» на «14 лет», крючок добавила к единице – и все. Хотела попасть в первую группу! Мне мой высокий рост много горя доставлял. Играю с девчонками в классики, например, идет прохожий, если меня не знает, обязательно скажет: «Такая кобыла и тоже с малышней в классики прыгает!» Я думала тогда, что обгоняю сверстников из-за рыбьего жира. Я единственная из детей его любила. От меня прятали: нельзя много. А я воровала, на хлеб капала и солила. Вкусно! К тому же я много читала и думала, что в первой группе справлюсь, никто не разоблачит, даже наоборот – мой уровень оценят, начитанность! Я уже Мопассана прочла два тома, Бальзака шесть томов, Флобера. «Госпожу Бовари» со скрипом, но одолела. Я и тогда была волевая. А они, оказывается, четырнадцатилетние, стукалки устраивали, никакого вам Флобера! И у меня, как у плохого разведчика, все время был страх, что меня раскроют, опозорят. Явка, господа, провалена! Стукалка – это картошку привязывают… О, такая интересная вещь, почему она пропала и не дошла до вашего поколения, непонятно! Вбивается в стену гвоздь, к нему привязывается бечева с картошкой. А другой конец бечевы у тебя в руках. Ну, ты сам отходишь далеко, стучишь, а как выйдет кто – убегаешь еще дальше! А может, стукалка потому исчезла, что само слово «стучать» стало окрашенным нехорошо. Книжки-то они не читали, а сразу перешли к взрослому состоянию, следуя развитию организма. Обсуждали ночью вопросы о менструациях, которые я путала с регистрацией. И раздался жуткий стук. Девки обрадовались – внимание мужское.

Выскочили и долго гонялись с воплями, всех разбудили, все палаты… А я лежала и боялась: вдруг родители приедут? Хотя была уверена, что не приедут, – очень заняты проблемами ругани друг с другом. Если бы какой-нибудь писатель жил рядом с ними, он бы – хоть сам Мопассан – ни за что не стал писать о маме с папой! О чем писать: как ругаются монтер со слесарем? Я мечтала, чтоб папа был другой – военный, капитан, а мама чтоб интеллигентная и на пианино чтоб играла… Но если приедут родители в лагерь, то будет полное разоблачение. Штирлиц, а вас я прошу остаться!