Турист

Тут я хватанул через край: сзади раздался громкий кашель, Вителли отчаянно пытался привлечь мое внимание. Тщетно. Я ненавидел эти рожи, полные самодовольства и осознания собственной безнаказанности, неприкасаемости, превосходства… Я их ненавидел.

— И пока ты ждешь команды своего босса… я могу говорить тебе всё, что угодно. Сделать с тобой всё, что угодно. Действовать так, как никогда не сможешь действовать ты. Потому что я, в отличие от тебя, свободен.

Повисшую после моей тирады тишину можно было резать на тонкие ломти. Несколько секунд ничто в комнате не менялось. Затем с шумом отодвинулись стулья. Мафиози молча покидали кабинет, словно разом вспомнили о важных и неотложных делах. Я слышал, как тяжело, точно раненый, дышит Джино, но ни говорить, ни двигаться ещё не мог. Я буквально чувствовал, как в приступе гнева от лица отхлынула вся кровь, и сейчас медленно успокаивался, хотя по-прежнему не мог разжать сведенные за спиной руки. Говорить я тоже не мог: я и так сказал больше, чем требовалось.

Я ошибся. Седой мужчина вышел последним, прикрыв за собой дверь. Бритоголовый в кресле неторопливо отложил газету.

— Подожди за дверью, Джино.

В голосе дона Медичи, как и в речи Вителли, слышался мелодичный акцент. Бархатный, как крылья бабочки, и острый, как прикрытый тканью стилет. Не знаю, что думал в тот момент Джино: на лбу у него пролегли глубокие складки, темные глазки беспокойно перебегали от босса ко мне. Бросив последний ободряющий взгляд, Вителли покинул комнату.

— Возьми стул и сядь, — велел Медичи, указывая на свободный участок у окна.

Позиция, выбранная им, позволяла видеть моё лицо, самому оставаясь в полутени. Поставив стул, я сел. Молчание затянулось. Я чувствовал взгляд, изучающий, пытливый, и решил нарушить ещё одно правило. Я посмотрел в глаза Змею.

Они оказались синего цвета. Холодные, словно все льды Арктики. Глаза безжалостного руководителя, жестокого, опытного, не знающего поражений. Я знал, что между Медичи и Джино десять лет разницы, но с таким же успехом мог бы дать ему от сорока до пятидесяти. Несколько морщин пересекали лоб, жесткие, сухие губы были крепко сжаты. Я ощутил легкий прохладный запах парфюма. Отводить глаза я не стал: это стало бы проявлением слабости. Кроме того, во мне проснулся слабый интерес. Змей не вызывал отрицательных эмоций. Я не хотел думать о нем плохо. Да и что я терял? Уже ничего…

— Чего ты ждешь? — неожиданно спросил Медичи.

Вопрос застал врасплох. Я растерянно пожал плечами.

— Ничего. Для меня и так уже сделали достаточно.

Находясь один на один с итальянцем, я понял, почему остальные предпочитали помалкивать. Люди, подобные Джанфранко, излучают уверенность, спокойствие, и вместе с тем заставляют вас чувствовать себя на краю пропасти. Я не боялся: человеческий суд меня не пугал, а к высшему я был готов. Но сейчас, чувствуя на себе взгляд дона Медичи, мне почему-то жадно, до боли захотелось жить.

— Мне рассказывали о тебе, — Медичи положил руки на подлокотники кресла, — Олег Грозный. Вителли поручился за тебя. Знаешь, чего он просил?

— Принять меня?

Медичи усмехнулся.

— Семья, Олег, это большой, хорошо отлаженный механизм. Каждая часть на своем месте, каждая выполняет свою работу, не мешая остальным. Ты не будешь полезен.

Я отвел глаза. Я всё-таки не ошибался. Такие, как Змей, оценивают стоимость человека по степени его полезности. Мне не оставалось ничего другого, кроме как сидеть и слушать. Что я мог сделать, если Медичи уже всё решил? Моя жизнь в это момент не стоила ничего.

— Меня убьют.

— Я бы так и поступил, — едва заметно кивнул дон, — ты слишком много видел. Свидетели мне не нужны.

— Но я мог бы быть вам полезен, — криво усмехнулся я. Странное дело, можно не бояться смерти, и в то же время пытаться протянуть время, ухватить последний шанс. Или, по крайней мере, насладиться последними моментами своей жизни. — Кроме того, я не стану свидетельствовать против вас или любого другого из вашего окружения.

— Предлагаешь поверить тебе на слово?

— Вы разбираетесь в людях, мистер Медичи, — я пожал плечами, — вы знаете обо мне всё, и можете сделать многое. Я только могу повторить. Я не враг вам или мистеру Вителли.

— Ты действительно мог бы быть полезным мне, — заметил Джанфранко. — Отличный боец, умный, уважающий традиции молодой человек. Джино будет расстроен; он готов отстаивать тебя вопреки здравому смыслу.

— Это плохо?

— Неправильно.

Я усмехнулся.

— В вашей власти принять то решение, которое вы посчитаете правильным.

В тот момент я был почти уверен, что меня всё-таки убьют, и, наверное, на какое-то мгновение испугался. Грубость спасала меня от того, чтобы показать свой страх. Но мне показалось, что сеньор Медичи всё понял. И решил быть снисходительным.

— Власть… — помедлив, проговорил он. — Люди готовы платить обожанием, если я дам им почувствовать себя защищенными.