– Именно, не мое. Когда-то некоторые люди меня так называли, хотя чаще зовут по-другому. Вообще-то настоящее имя у человека то, которое дали родители или которым он сам себя называет.
– Вы разве человек?
– А кто же, по-твоему?
– Не знаю, богиня… Петя вас называл богиней судьбы.
– И ты поверил? Что нашелся доброволец, взваливший на себя муку следить за каждым мигом бытия каждого человека?
– После того, когда Петя… ну, вот это все с нами когда случилось, да, поверил.
– И в бога поверил?
– В бога не в бога, а в то, что невероятные вещи возможны - да. В конце концов, – вспыхнул Николай, – прекратите надо мной смеяться! Если вы такая всеведущая и всемогущая, объясните, во что стоит верить, во что не стоит, как жить, наконец! Обещаю, к вашим рекомендациям обязательно прислушаюсь.
– Ишь, какой хитрый, расскажи ему… Нет, дорогой, такие вещи нужно решать самому. Во что верить… во что хочешь, в то и верь! Разве только существованием бога можно объяснить, что с тобой случается? Можно найти и другое объяснение. Научное, например, может, я изобрела машину времени и тут в метро ее испытываю! Или еще какое-нибудь. На то тебе разум и душа, чтобы ты сам решал и сам выбирал. Я ничего объяснять не стану. Не потому, что такая вредная, а потому, что не могу. Твоя судьба – это всегда твой выбор. Твое счастье и твое несчастье за тебя никто не определит, твою любовь тебе никакой бог не выберет. Впрочем, кое в чем пособить я, конечно, могу. Ты же хочешь вспомнить, как оно раньше было? – Николай кивнул, - Хорошо. Только смотри не насори у них своим будущим, назад не пущу. Шучу. На какой станции выходишь?
– Хотел на Павелецкой.
– Это следующая. Ты, кажется, жил там раньше?
– Я и сейчас там живу.
– Тем более…
– Что тем более?
– Идти, говорю, недалеко. До свидания. Или прощай?
– До свидания, конечно. Погляжу, что к чему, и обратно, – сказал Николай, протискиваясь к выходу, - а вы назад...
– Назад-то я поеду аккурат в это время, – крикнула Баба, когда Николая толпа почти вынесла из дверей, – да, имей в виду, не скоро: либо через неделю, либо через две.
Двери вагона захлопнулись, и поезд тронулся, а Николай замер спиной к перрону, не решаясь обернуться…
* * *
Досчитав до трех, он решительно двинулся в сторону выхода. Станция была той же, но пассажиры изменились. Он и забыл, как все выглядело: серо и невыразительно. Зато Николай выделялся из толпы: в дорогой легкой дубленке, с элегантным чемоданом на колесиках, который встречные с интересом разглядывали.
«Чемоданов, что ли, не видели? Впрочем, таких наверняка не видели: иностранцы ходят по метро с фотоаппаратами, а не с чемоданами. Сверим время. Над тоннелем светится 14:02, на моих столько же. Отлично. Ну, что ж, теперь и я, как Петруха, турист во времени. Охренительно! Осталось выяснить, какой сейчас год и день…»
Вопрос был не праздный – идти он мог только домой, а в это время советские люди обычно бывают на работе. Можно, конечно было бы зайти к «себе» в райком и спросить ключи у себя молодого, это тут, за углом, но слишком рискованно. Что произойдет, если он столкнется с собой молодым? Правда, здесь он полагался на Бабу, скорее всего, это она предусмотрела.
Николай вышел на улицу – начало Новокузнецкой – и застыл, озираясь. Ему хотелось поглубже вдохнуть воздух прошлого, запахи молодости. Москва была просторна, нетороплива и маломашинна. Эту Москву не теснили палатки и магазинчики [2]. Огромная площадь Павелецкого вокзала была пуста и широка, над ней не нависали громады офисных новоделов «а-ля» сталинский ампир. Тротуары были во власти пешеходов, а Садовое кольцо можно было перейти поверху, не сильно рискуя. И никакой рекламы.
Привычное давление мегаполиса стало спадать, пока не улетучилось совсем. Губы Николая расплылись в благостной улыбке, а затем, собравшись в трубочку, стали насвистывать «Мой адрес – Советский Союз». Он подхватил чемодан и знакомыми переулками двинулся в сторону дома.
«Эх, Бабуся, – припевал про себя гость из будущего, – спасибо тебе, дорогая, какая Куба сравнится с таким приключением! И две недели, и два месяца могу тут благоденствовать, денег по местным меркам у меня с перебором, все возможные ходы записаны. Я тут буду царь, бог и воинский начальник! Короче, сегодня назначаю днем приезда: обустроюсь, пообщаюсь со старыми друзьями, поучу их уму-разуму, а дальше видно будет».
До дома Николай дошел быстро и без приключений, веселился, ловя изучающие взгляды прохожих, все-таки, его внешность сильно выбивалась из общей массы. Он читал совсем не частые, как казалось когда-то, плакаты наглядной агитации: «Слава Великому Октябрю!», «Решения XXVI съезда КПСС – в жизнь!», «Ленинизм – наша сила!», «Коммунизм – это молодость мира!» и морщился.