Тем не менее в 12.57 Энджела Йейтс вышла из здания, кивнув открывшему дверь щеголеватому морскому пехотинцу. Судя по легкому, яркому шарфику на шее, французская мода захватила и ее. Тонкий, розовато-лиловый свитер туго обтягивал груди, бежевая юбка заканчивалась там, где начинались лакированные кожаные сапоги, чуть ниже колен. Пять лет в Париже не прошли бесследно для Энджелы Йейтс, уроженки Мэдисона, штат Висконсин.
Миновав электрические ворота, она повернула на запад, прошла по улице Фобур Сент-Оноре и задержалась у банкомата «Ротшильд-банка». Мило следовал за ней по своей стороне улицы.
Шла Энджела быстро, вероятно, догадываясь, что ее ведут, но не оборачивалась. Впрочем, нервозности за ней не замечалось и раньше. В Лондоне она была лучшей.
В последний раз они виделись год назад, когда вместе с Тиной и Стефани ходили в «Питер Люгер стейкхаус». Было весело. Энджела прилетела на какой-то семинар и за двухдюймовыми стейками и печеной картошкой смешила всех, подражая монотонным голосам телеведущих. Юмор оценила даже Стефани.
На улице Маргерит Дюрас она вошла в небольшое бистро с позолоченными окнами. Мило торопливо пересек улицу, избежав встречи с промчавшимся «рено», и остановился у стенда с меню, пытаясь разглядеть Энджелу.
У стойки ее приветствовал широкой улыбкой толстяк в фартуке. Бывает здесь регулярно, подумал Мило. Обняв гостью за плечи, толстяк провел Энджелу вдоль стены, в обход суетящихся официантов, к свободному столику на двоих. Возможно, подумал, направляясь к двери, Мило, кого-то ждет.
Управляющий, устроив Энджелу, поспешил к нему с сочувственно-извиняющимся выражением.
— Je suis désolé, monsieur. Comme vous pouvez voir, pas d'place.[18]
— Все в порядке, не беспокойтесь, — ответил он по-английски. — Я составлю компанию леди.
Толстяк кивнул и отправился выпроваживать вошедшую в бистро следом за ним молодую пару — высокого, приятной наружности мужчину и стервозного типа женщину с опухшими глазами.
Энджела изучала меню, матовый лист с выведенными каллиграфическим почерком названиями блюд. Черные волосы падали на лицо. Когда Мило взялся за спинку свободного стула, она подняла голову, и в бледно-голубых глазах отразилось искреннее изумление.
— Мило! Черт бы тебя побрал! Что ты здесь делаешь?
Да, она видела его на камерах посольства. И ждала она не кого-то — его. Он наклонился, коснулся губами горячих щек.
— Шел по улице, оглянулся, увидел прекрасную лесбиянку. И вот я здесь.
— Ладно-ладно, старый хрыч. Садись и рассказывай все-все-все.
Они заказали графин красного и уже через пару минут трепались обо всем и ни о чем, как их и учили когда-то в шпионской школе. Вот только притворяться никому не приходилось, и это было прекрасно. Мило поинтересовался, как дела.
Не слишком хорошо, призналась Энджела. Примерно год назад, вскоре после того похода в «Питер Люгер», она рассталась с подругой, какой-то француженкой-аристократкой, и с тех пор полностью сосредоточилась на работе. Не будучи светской львицей, Энджела компенсировала любовную неудачу продвижением вверх по карьерной лестнице. Теперь она не только руководила резидентурой ЦРУ при посольстве, но и надзирала за всей дипломатической сетью во Франции, в которую входили консульства и постоянные представительства в Париже, Ренне, Бордо, Лилле, Лионе, Страсбурге, Марселе, Ницце и Тулузе.
Мило видел — Энджела гордится своими достижениями. За последние три месяца она лично обнаружила три утечки. Ее энтузиазм, когда она рассказывала о последнем задержании — без деталей, разумеется, — был абсолютно искренним. Перед ним была классическая Энджела, такая же возбужденная, как и тогда, когда Мило шесть лет назад объявил ей, что собирается жениться. Она осталась прежней и, что примечательно, стала даже еще большим патриотом.
— Невероятно. Возмутительно. Ты бы послушал, что кричат французы. Америка, мол, злобное, неуклюжее чудовище. Мол, это из-за нас в мире никак не становится безопаснее. Никто не желает признавать, что мы совершаем ошибки лишь потому, что стремимся к лучшему. Понимаешь, что я имею в виду? Каждый раз, когда мы делаем что-то, что им не по вкусу, нас обвиняют в желании установить контроль над мировой нефтедобычей или попытке отодвинуть Европу со сцены, — Энджела покачала головой. — Неужели не понимают, что ситуация сейчас беспрецедентная? Ни одна страна в мировой истории не обладала таким могуществом и не брала на себя такую ответственность. Мы первая по-настоящему глобальная империя. Разумеется, без ошибок не обойтись!
Перспектива вырисовывалась интересная, пусть даже он не соглашался с ней. Как бы ни нравилось Грейнджеру это слово, Мило не хотел бы, чтобы на его страну наклеивали ярлык «империя». Причину он видел в тщеславии американцев, мечтавших видеть в США зеркальное отражение Рима, а себя творцами нового мифа. Но он только сказал:
— С французами проблемы есть?
— За кулисами, когда никто не видит, они охотно идут на сотрудничество. И даже сейчас помогают мне с одним проектом.
— Да?
Она сдержанно улыбнулась и зарделась румянцем.