Турист

Мило старался не слушать; сейчас его беспокоило только собственное будущее. Он отвезет старика на Манхэттен, поможет на допросах, а потом улетит в Техас — за семьей. Все просто.

Закончили. Мило вымыл посуду.

— Пора.

Словно прочитав его мысли, Грейнджер кивнул.

— Пора возвращаться к нормальной жизни.

Мило надел пиджак, потом нашел куртку для старика. Проверил карманы.

— Знаешь, — сказал Грейнджер, — у меня такое чувство, будто, разговаривая с тобой, я предаю империю. Ну не смешно ли? Со времени последней большой войны мы, как псы, помечали свою территорию. После одиннадцатого сентября все изменилось, надобности в улыбках больше нет. Можно бомбить, калечить, пытать сколько душе угодно, потому что против нас только террористы, а их мнение ничего не значит. Знаешь, в чем реальная проблема?

— Собирайся.

— Проблема в таких, как я, — словно не слыша, продолжал Грейнджер. — Империи требуются люди железные. Я больше не гожусь — недостаточно крепок, мне еще нужны какие-то придумки для распространения демократии.

— Собирайся, — повторил Мило.

Старик хмуро посмотрел на него.

Вышли. Утро выдалось прохладное, солнце еще не выглянуло из-за деревьев. Пока Мило закрывал дверь, Грейнджер стоял, подбоченясь, в сторонке и смотрел на дом.

— Вот чего мне будет недоставать.

— Не раскисай.

— Я был честен с тобой, Мило. По крайней мере, в этом доме.

Взяв старика за локоть, Мило повел его вниз по ступенькам к засыпанной листьями дорожке.

— До машины придется пройтись. Твою брать не хочу.

— Ничего, не рассыплюсь, — улыбнулся Грейнджер.

Что-то прожужжало возле уха, как комар, и он дернулся. Улыбка осталась на лице, но голова запала назад, а на лбу появилось что-то вроде пятнышка тени. Жужжащий звук повторился — Грейнджера развернуло, а из плеча брызнула кровь. Мило разжал пальцы, и старик завалился лицом вперед и немного вбок. На затылке у него зияла страшная, развороченная дыра, из которой на песок вытекала кровь и что-то еще.

Мило показалось, что он застыл от ужаса, глядя на уже неживое тело, хотя на самом деле прошло не больше четверти секунды. Время — понятие относительное, и, пока он смотрел на Грейнджера, оно растянулось, чтобы донести до него простую истину: бывший шеф говорил правду. Старик знал, что разговором с гостем подписал себе приговор. Впрочем, Мило сделал то же самое.

Следующая пуля прошла мимо. Он развернулся, упал и скатился за бетонные ступеньки, поднимавшиеся от дорожки к двери. Выхватив «люгер», Мило попытался сосредоточиться. Три пули. Глушитель. Глушитель влияет на точность, значит, стрелок где-то поблизости.

Вопрос: какую тактику изберет стрелок? Подойдет ближе или будет ждать?

Ответ: сегодня понедельник, а в понедельник приходит почта. Ее доставляют утром, примерно в половине десятого. Стрелок тоже это знает. Часы показывали девять.

Сменить позицию нельзя — стрелок держит ступеньки под прицелом и ждет. Однако долго оставаться на месте не может и в ближайшие полчаса должен из укрытия выйти. Мило закрыл глаза и прислушался.

В голове носились мысли, и он пытался отогнать их подальше, но получалось плохо. Грейнджер говорил правду. Правду. Другого объяснения быть не могло. Поэтому старика решили убрать, пока он не выложил эту правду в напичканной камерами и микрофонами комнате для допросов на девятнадцатом этаже здания на авеню Америк. И убрать Мило, пока он не передал информацию дальше. Обрубить все концы здесь, у тихого озера.

А Тина и Стефани? Они в Остине, под наблюдением. Это он знал. Но под чьим наблюдением? Компании или Нацбеза? Мило с удивлением поймал себя на том, что надеется на последнее. Пусть бы за ними присмотрела Джанет Симмонс.

Если он выберется отсюда живым…

Нет, не если, а когда он выберется отсюда живым. Еще одно правило Туризма. Ни при каких обстоятельствах не сомневайся в себе. С сомнениями приходят ошибки.

Когда он выберется отсюда живым…

Стоп. Не торопись. Слушай. Есть только звуки. Идущий не может стрелять прицельно.

Вот: хруст гальки.

Он поднялся — «люгер» в вытянутой, слегка согнутой в локте руке — и, пятясь, оглянулся. Ярдах в двухстах человек в охотничьем камуфляже остановился и поднял винтовку. Мило юркнул за угол.

Теперь в дом. Он пробежал к той стороне дома, что выходила к озеру, отыскал окно в гостиную, выбил локтем стекло — звук разнесся над водой — и, уже нырнув в комнату, услышал топот бегущих ног.

Упав на ковер, Мило выронил пистолет, но тут же нашарил его под стулом. Шагнул к противоположному окну, выглянул. Как раз вовремя: стрелок — длинноствольная винтовка за спиной, «ЗИГ-Зауэр» в руке — обходил дом. Мило увидел его лишь мельком — высокий, с крупным, немного кривым носом, в охотничьей шляпе и… с густой рыжей бородкой.

Мило вернулся к двери в столовую, оперся плечом о коробку и взял на прицел разбитое окно. Долго ждать не пришлось — звук разбитого стекла донесся с противоположной стороны дома, точнее — если он правильно помнил, — из гостевой спальни. Мило бросился к закрытой двери, распахнул, прицелился — в окне никого не было.

И тут же разбилось еще одно окно. В гостиной. Мило бросился назад — снова никого.