Одним из моментов, когда злоупотребления бухарской администрации на Западном Памире вызвали конфликт с местным населением и чинами Памирского отряда, был 1899 г. Присылка нескольких рапортов и донесений начальника Памирского отряда с изложением событий на Западном Памире заставили власть попытаться решить проблему. Туркестанский генерал-губернатор С. М. Духовской (1838-1901) полностью поддержал идею передачи западнопамирских владений обратно России. Он даже самолично, не оповещая МИД, послал в Бухару своего представителя, полковника П. А. Кузнецова – бывшего начальника Шаджанского отряда, для переговоров с эмиром по этому вопросу. До этого он через политического агента в Бухаре Игнатьева пытался прозондировать почву. Игнатьев имел беседу с эмиром о передаче западнопамирских владений обратно России, на что последний был полностью согласен, прося лишь какого-либо вознаграждения для «сохранения престижа». Игнатьев сообщил об этих переговорах в МИД, где это сообщение вызвало шок. МИД потребовал вернуть обратно Кузнецова, который так и не успел начать переговоры с эмиром. Завязалась переписка между Духовским, Игнатьевым, военным министерством и МИДом. Казалось, вопрос был близок к разрешению, но в последний момент Духовской пошел в этом вопросе на попятную (в письме от 18 августа 1899 г.), посчитав что следует отложить немедленное осуществление присоединения западнопамирских владений к России в связи с опасностью захвата Англией Раскема и Таг-думбаша, прилегающих к российским владениям на Памире. По мнению Духовского, захват этих территорий Англией мог «быть выставлен как необходимая в ее пользу компенсация за расширение наших пределов». После этого сообщения все переговоры были прекращены. Положение западнопамирских владений осталось прежним.
Основные перипетии вышеизложенных событий изложены в первых девяти публикуемых в этом разделе документах, представляющих собой письма и телеграммы высокопоставленных чиновников МИДа, политического агента в Бухаре, военного министра и т.д. Публикация этих документов поможет проиллюстрировать изложенные события и показать, как и что думали и как понимали ситуацию вокруг Западного Памира на разных ступенях и ветвях российского имперского чиновного мира.
Возникает вопрос: почему русские чиновники проявляли такой интерес к Памиру и положению местного населения? Ведь такое же тяжелое и угнетенное положение жителей было по всей территории Бухарского эмирата. Однако русские власти такую ситуацию обычно игнорировали и не вмешивались во внутреннее управление ханства. Но на Западном Памире эти же самые чиновники вдруг стали проявлять такое беспокойство о тяжелом положении «туземцев».
Думается, что ответ заключается в новом политическом статусе Западного Памира, ранее никогда не принадлежавшего Бухарскому ханству. Эта территория в результате походов полковника (затем генерал-майора) М. Е. Ионова (1891, 1892 гг.) была включена в состав Российской империи, а уже затем, как результат соперничества России и Британии, передана под власть эмира, чтобы «установить прочные и дружественные между обеими империями в Азии отношения» и «по возможности устранить раз и навсегда причину могущих возникнуть в будущем недоразумений между обоими государствами»[869]
. Скорее всего, российские власти таким способом просто хотели успокоить англичан и не дать им повод для расширения своего влияния на новые территории, при этом фактически сохранив полный контроль над Западным Памиром, что имеет немало параллелей в методах, применяемых самой Англией в своей колониальной политике и, в частности, в Индии и Пригиндукутье.После того как на Западном Памире начались конфликты памирцев и бухарских чиновников, именно на Россию легла моральная ответственность за последствия необдуманного решения и вытекавшие из него «несчастья» жителей Памира. Опасаясь негативного влияния на престиж империи в Азии (если памирцы вынуждены будут эмигрировать в Афганистан или Китай), русские власти на Памире встали на сторону местного населения[870]
. Это была точка зрения местной русской военной администрации на Памире, отстаивая которую, чины военного отряда готовы были даже идти на конфронтацию с Ташкентом. Эту позицию первоначально не разделяли как высшие чины в Санкт-Петербурге, так и краевая администрация в Ташкенте. Последняя, однако, вскоре переменила свое мнение и сделала попытку изменить позицию имперского правительства по этой проблеме[871].