Туркестан

– Так я же полицмейстер туземной части, – пояснил Иван Осипович. – Для моих сартов сегодня день, как день. Все трудятся. В шесть часов лавки закроются, люди разойдутся по домам, хозяйки станут готовить ужин. Представляете, что начнется? В туземном городе сорок три тысячи домов. Все очаги разом разожгут. Ташкент лежит в котловине, улицы узкие, кривые, ветра нет… Запахи – у-у! Представьте себе смесь ароматов жареного лука, бараньего сала и кунжутного масла! Европейцу и задохнуться недолго. Вот так каждый день. А все веселье будет у моего товарища, полицмейстера русской половины.

Хозяин принес бутылку водки, приборы на четверых, а затем набежали мальчики и заставили весь стол блюдами. Тут было несколько видов пилава, жареный фазан, шашлык из баранины, форель, манты, пироги с мясом. Появились даже раки! Скобеев пояснил, что они водятся в одном месте во всем Туркестане, в речке Карачик, притоке Сыр-Дарьи. На десерт притащили огромные красные вернинские яблоки[36], вишню, малину, бухарские сливы кок-султан и даже небольшую дыню хандаляк. Середина июня, а все уже вызрело!

– Мое веселье начнется завтра, – продолжил полицмейстер. – Пятница! После пейшина, полуденного намаза, сарты станут отдыхать. Весь ихний сброд явится в русский город пьянствовать. Бани, портерные, квартиры проституток будут забиты туземцами. Случаются и драки с поножовщиной… И хоть все это происходит у коллежского советника Аленицына, сарты-то мои! Так что спать не придется. Но хуже всего, как я уже говорил, в воскресенье. Тогда пьянствуют все поголовно. А нас раз-два и обчелся! Ноги не держат к полуночи…

Под такие разговоры они наелись до отвала. Все было очень вкусно и притом чисто. Оказалось, что сюда ходят обедать русские доверенные. Вокруг Большого базара учреждено уже несколько представительств торговых домов Москвы и Петербурга, и их управляющие столуются у Абду-Кадыра.

Когда Лыков полез за бумажником, Иван Осипович остановил его:

– Угощение за счет хозяина.

– Но здесь рублей на двадцать!

– Вам что за дело?

– Иван Осипович, вы же взяток не берете! – поддел собеседника Алексей.

Скобеев не обиделся и ответил в тон:

– То борзыми щенками, иногда допускается!

И добавил уже серьезно:

– Без меня он никогда бы не получил промыслового свидетельства. Был замешан в холерном бунте, сидел в тюремном замке. Но надо же кормить семью! У Абду-Кадыра семеро детей! И я пошел хлопотать. Добился ему разрешения и не взял ни рубля. Пусть теперь хоть гостей моих накормит!

Осоловелые, они отправились гулять дальше. Капитана везде знали, здоровались и демонстрировали уважение. Лыкову показалось, что вполне искреннее… Скобеев привел гостей в джумную мечеть Ходжи Ахрара в старейшей махалля Гюльбазар. Разрушенная землетрясением, она была восстановлена на деньги нынешнего государя. И стала с тех пор называться Царской. Мечеть была самым большим сооружением в Ташкенте и вмещала до пяти тысяч человек! Осмотрели они и медрессе Кукельдаш, с крыши которой раньше сбрасывали неверных жен. Зашивали в мешок, поднимали наверх и бросали с десятисаженной верхотуры. Медрессе была тогда трехэтажной и являлась самым высоким строением в Ташкенте. Последний раз это изуверство случилось уже при Черняеве. И он в наказание приказал разобрать два верхних этажа…

Больше всего Алексею понравилось в Хост-Имаме. Это необычное место находилось на севере, почти на краю города. Было приятно оказаться там, выбравшись из лабиринта глиняных улочек. Большая лужайка в окружении старых огромных карагачей. Журчащий арык. И относительное малолюдье. Мавзолей Абу-Бакара Каффаля, мечеть Тилля Шейха и медрессе Барак-хана чем-то даже напомнили изумительные самаркандские святыни, хотя и были много скромнее. Абу-Бакар-ибн-Исмаил-Каффаль-Шашский, со слов капитана, был насадитель ислама в Ташкенте. А его мавзолей – древнейшее здание во всем городе. Удивительнее всего то, что по четвергам здесь читает Коран один из прямых потомков святого! Рядом с могилой Абу-Бакара обнаружилось еще шесть надгробий одиннадцатого века. Особняком стояла мечеть Намазгох – «Место молитвы». Она используется один раз в год, в праздник летнего жертвоприношения, и молятся в ней только приезжие, оставившие свой дом – купцы, паломники, сарбазы.

Отдохнув в тихом уютном Хост-Имаме, негоцианты простились со Скобеевым. Тому пора было на службу, а им уже хотелось обратно в номера. Пока ехали, стемнело. Это позволило дяде Разаку доставить седоков прямо до места. Купцы сбросились по рублю, и сарт уехал счастливым. С его племянником туристы простились еще на мосту через Анхор, где пролегала граница между туземным и русским городом. Шалтай-Батыр со своими невинными детскими хитростями глянулся Лыкову. И он спросил:

– А что за имя у тебя такое странное? Ведь батыр означает «воин». А какой из тебя воин?

Парень захлопал длинными девичьими ресницами:

– Ай! Это в честь деда. Он был знаменитый палван!

– Борец?