Туркестанские повести

Готовясь к большому маршу, я все проверил на своем ЗИЛе до винтика, до шплинтика, вычистил, подтянул, промыл, смазал, что надо. Замечаний не было, норматив перекрыт. В общем за автопоезд я не боялся, волновала меня ракета: а вдруг при развертывании комплекса на новой позиции Сашу действительно «убьют» и прикажут мне выполнять его обязанности? Остальные номера расчета не подведут нашего сержанта, дело за мной. И когда регламентные работы были закончены, я позвал Новикова к учебной ракете и попросил его, чтобы он проверил меня. Водил пальцем по перечню работ и делал то, что положено делать на боевой ракете.

— Недурственно, — оценил Саша, — но пальцем мусолить книжку отвыкай. На память надо знать регламент, тогда и время сэкономишь.

В тот день в каждом взводе выпускались листовки-«молнии». В них оценивалось качество регламентных работ, выставлялось время их выполнения. Были учреждены вымпелы: «Лучшему взводу», «Лучшему расчету», «Лучшему шоферу ТЗМ». Все три флажка забрали мы: Семиванов, Назаров и я.

Галаб и Федор Кобзарь собрали своих людей для арбитража. Шумели, горячились, обсуждали пункт за пунктом. Кобзаревцы в норматив уложились, а назаровцы перекрыли его. Федора подвел Тиунов из-за своей самонадеянности: как же, вторым номером работал, что ему третий! А Галаба ребята не подвели.

— Все равно мы первые в своем взводе, — утешал себя Юра Тиунов.

— Не велика честь быть первым в «болоте», — покосился Саша на ефрейтора.

— Новиков, — осуждающе посмотрел на него сержант. — Время еще покажет, кто возьмет первенство.

— Да их били все время, кроме Дня защиты детей, — отмахнулся балагур.

Арбитры засмеялись.

Тикают ходики, подгоняют стрелки. Над внутренним входом в казарму лучится голубой ночник, пламенеют буквы светового плаката:

«Внимание! Готовность дивизиона не более… минут. Воин, будь бдителен!»

Спят солдаты, досматривают последние сны. А на позиции дежурит боевой расчет. Железное ухо локатора принимает сигналы из пятого океана, еще не высветленного зарей. И если неожиданно появится росчерк на звездном шатре, опрокинувшемся над пустыней, сразу взвоет сирена, сорвет с кроватей ракетчиков, и вздрогнет земля под гулким топотом сапог.

Семь. Подтягиваю гирьку к маятнику. В дверях показывается свежевыбритое красноватое с морозца лицо Дулина.

— Подъе-ом! — бросаюсь в казарму и докладываю Трофиму Ивановичу: — Товарищ старшина, за время моего…

Он прерывает жестом и спрашивает:

— Все нормально?

— Так точно.

— А где дежурный?

— Пошел на кухню.

Включаю свет в солдатской многоместной спальне. Открываю форточки, называю фамилии очередных уборщиков.

— На зарядку! — бросает старшина.

Каждый день Дулин сам выводит дивизион на спортивную площадку и ревностно следит за выполнением комплекса упражнений. Теперь уже и солдаты первого года службы не висят сосисками на перекладине, не плюхаются животом на «коня», не кувыркаются на брусьях по-медвежьи. Редко покрикивает на кого-нибудь Дулин, подбадривает привычным словцом: «Пулей надо, пулей, а не пыжом». Многое изменилось с первых дней службы…

Ребята умылись, застелили кровати. До завтрака еще есть время, и Герман Быстраков говорит Попелицыну:

— Женя, бери баян, зови хлопцев новую строевую песню разучивать.

Мы знали много песен, любили их, и потому каждая новинка — хороша ли, подойдет ли для нас? — тотчас же подхватывалась. На этот раз нам не повезло: песня больше подходила для авиаторов.

Баян умолк, и ребята пошли во владения Шукура Муминова. Жалоб на него пока нет, хорошо кормит повар.

В казарму торопливо вбежал техник-лейтенант Семиванов:

— Не опоздал?

— Куда?

— На политзанятия.

— Нет, десять минут еще до построения.

Семиванов юркнул в ленинскую комнату. Он ведет у нас занятия. Сегодня новая тема: «Требование современной войны к воинской дисциплине. Задачи солдат по ее дальнейшему укреплению». Скучища, наверное…

Покурили после завтрака. Утреннее построение. Начальник штаба, как всегда, зачитал приказ. Потом батарейцы приступили к занятиям. А я стою дневальным. Стою и слушаю сквозь неплотно прикрытую дверь голос Бориса Семиванова: «Дисциплина — понятие конкретное. В нем, как в фокусе, отражается отношение воина к выполнению своего долга. В самом деле, если по недисциплинированности кого-либо из расчета ракета вышла из строя, это значит, что в боевой обстановке возможности техники не будут использованы, вражеский самолет может подойти к объекту безнаказанно…»

Потом доносится смех. Что там смешного? Прислушался. Говорят уже солдаты, пользуясь паузой: «Он к шапочному разбору на позицию прибежал…» «Хорошо, что мы научились заряжать сокращенным расчетом…» «А если все будут «поспевать», как он?» Молчание. И снова взводный: «Так что с уставом врозь — служба вкривь и вкось, а нам стрелять вкривь и вкось не годится; кто думает, что противник дурак, пусть сам займет ума…» Саша Новиков: «В общем, не спеши выстрелить, спеши прицелиться, а целься не торопясь, но и не мешкая». Офицер: «Верно. Мимо стрелять — в себя попадать».