— Какой смотр, голубчик? Смотр был там, на полигоне. Я приехал посмотреть на твоих орлов — творцов ракетного грома, поздравить их, а заодно и поощрить достойных.
Он поздоровался с нами, затем приказал зачитать приказ об итогах учений. Дивизион затаил дыхание. Заметив, с каким волнением мы ожидаем оценки пуска ракет, генерал улыбнулся.
Скажи на милость, генерал улыбается!
Мартынов получил звание подполковника — улыбается генерал. Капитану Тарусову вручили именные часы — улыбается генерал. Рядовой Кузнецов назначен третьим номером расчета пусковой установки и получил краткосрочный отпуск с выездом в Подмосковье — улыбается генерал. Будто не я, а он поедет на свидание с Людмилой…
А бывают ли они сердитыми, генералы?
Я стою в строю и чуть не плачу от радости. Потому, наверное, и улыбается, доволен генерал: «Смотрите-ка, это он, Володька Кузнецов, — один из хозяев небесного щита Родины!»
Отец. Люда. Друзья! Вы спрашиваете, как дела? Судите сами: мне, рядовому солдату, повинуются ракеты и улыбается генерал.
ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
— Докладывайте, ефрейтор. — Генерал Плитов устало потер изрядно посеченные сединой виски. — Когда обнаружили цель, кому сообщили об этом?
— В ноль-ноль сорок пять появилась отметка на индикаторе кругового обзора, — не смущаясь густого генеральского баса и властного взгляда, ответил худенький белобрысый оператор радиолокационной станции Виктор Петров, — и…
— И немедленно сообщил об этом мне, — перебил ефрейтора начальник смены командного пункта — широколицый, круглоголовый майор Манохин.
В кабинете командира полка все еще горела забытая настольная лампа, хотя апрельское утро уже размыло сумерки, растворило их в своей безбрежной прозрачной синеве. Однако никто не замечал ни этой никому теперь не нужной лампы, ни первых еще робких солнечных лучей, льющихся в окно сквозь белый шелк занавесок. И генерал, только что прилетевший из Катташахара вместе с полковником Скворцовым, и подполковник Орлов со своими однополчанами — все были озабочены чрезвычайным происшествием: сегодня ночью здесь, на краю Золотой пустыни, не состоялся перехват вражеского самолета. Правда, нарушитель далеко не ушел, но сбили его не летчики, а ракетчики.
Виктор Петров отчетливо помнил события минувшей ночи и, если бы его спросили, рассказал бы о них в мельчайших подробностях…
…До конца дежурства оставалось минут пятнадцать. Скоро он весело, с юморком отрапортует своему сменщику: «За время дежурства никаких происшествий не было. Аппаратура работает нормально». Уходя на отдых, Петров, как обычно, шутливо добавил бы: «В небе все спокойно. Это говорю я, потомок тульских умельцев!»
Сидит оператор на стуле-вертушке перед индикатором кругового обзора, смотрит на экран: ни одной посторонней полоски, ни одного всплеска… «Придумали же, — восхищается ефрейтор, — как волшебное зеркало: глянешь — всю округу видишь… Это вам, дорогой Левша, помудреней подкованной блохи…»
Беседует он мысленно со знаменитым Левшой, а сам сторожко наблюдает за «волшебным зеркалом», глядит на него как зачарованный. «Вот так, уважаемые предки, — возобновляет оператор своеобразный разговор со старинными умельцами. — Далеко вам до ефрейтора Петрова, потому как его техника достает черт те куда… И днем достает, и ночью, и в дождь, и в туман. Жаль, что не видел я ту самую блоху, а то бы…»
— Что?! — не веря своим глазам, вскричал крайне удивленный потомок Левши. На краешек голубовато-зеленого поля индикатора откуда-то внезапно прыгнула золотая блоха. Виктор резко тряхнул головой: эк, ешкин-кошкин, размечтался! Блохи начинают грезиться.
Однако блоха и не думала исчезать. Напротив, она нагло поползла вверх. Петров справился, предусмотрено ли плановой таблицей или заявками продвижение цели. Оказывается, нет. И на позывные не реагирует.
«Эге, — мгновенно сообразил ефрейтор, — вон какая блоха-то. И на запрос не отвечает…»
Рука оператора привычно рванулась к микрофону:
— Воздушная цель пересекла государственную границу в ноль-ноль сорок пять. Координаты…
Тревожный сигнал ефрейтора молнией полетел по «зеленой улице» эфира, и нет ему ни задержек, ни остановок. А сам Виктор как бы весь был обостренное внимание: ему и его боевым друзьям предстояло не только не упустить из виду, но и «подковать блоху».
Все это почти мгновенно воскресил он в памяти, пока генерал слушал доклад начальника смены КП.
Плитов похвалил Виктора:
— Молодец, ефрейтор! Действуйте всегда так. А теперь идите отдыхать.
Петров ушел.
— Ну, а что вы скажете? — Генерал медленно повернул крупную, будто заиндевевшую голову в сторону штурмана наведения — статного, широкоплечего капитана Карпенко — и посмотрел на него большими темно-карими глазами.
Офицер объяснил. Это был рапорт. Но за ним стояли события и люди.