Все выше в небо уходит ракета, все тоньше, бледнее становится ее огненный хвост. Я смотрю ей вслед застывшим взглядом, круто запрокинув голову, и жду. Жду, когда ракета закончит поиск цели и, прекратив своеобразные зигзаги, ринется на последнем отрезке своего пути по прямой, чтобы взорваться на тысячи осколков и уничтожить предмет поиска.
И вот оно, желанное мгновенье! Последний рывок. Взрыв! Ракета достигла цели…
Восторженно потрясая карабином, ору во все горло:
— Ур-ра-а!
Ликую, как будто сам причастен к успеху дивизиона.
Кричу, а голоса не слышу.
Что такое? Плотная тишина окружает меня.
С позиций возвращаются ракетчики. Они идут мимо меня, в казарму. Оживленно жестикулируют. А я стою один.
Неожиданно передо мной выросла фигура Дулина. Губы старшины шевелятся. Я мотаю головой, показываю на уши. Дулин догадался. Должно быть, ругается, потому что рот его раскрывается шире, а глаза делаются злее. Он показал мне три пальца, потом взялся за нижнюю губу и сделал из четырех пальцев клетку. Понял: обеспечено трое суток гауптвахты! Ну и ладно. Зато я видел пуск ракеты.
Подошел врач дивизиона Агзамов. Поговорил о чем-то со старшиной, потом взял меня под руку и повел в санчасть. По дороге я вспомнил, что не выключил мотор своего ЗИСа. Пришлось возвращаться…
Когда наконец попали в санитарную часть, я спросил Агзамова:
— Сбили?
Он утвердительно кивнул головой.
— Что? Какая цель?
Капитан ответил, но я, конечно, ничего не понял.
Тогда он написал на листке бумаги… Потом Агзамов взял желтую резиновую грушу, налил в стакан воды и подал мне инструкцию:
«Набери в рот воды. Когда я стану дуть в уши этой штуковиной, сразу же глотай воду. Понял?»
— Понял.
И он начал колдовать. Потом спросил:
— Отлегло?
— Отлегло. Только шум в голове…
— Пройдет. Легко отделался. А мог бы надолго оглохнуть. Почему не ушел в укрытие? Сирену слышал?
— Слышал. Но уж больно любопытное зрелище было…
— Любопытное… А теперь вот из-за любопытства пойдешь на трое суток под арест.
— У нас ведь нет гауптвахты, а в Кизылшахар не повезут: далеко.
Агзамов расхохотался:
— Надо подсказать майору, пусть для гауптвахты используют одно из убежищ. Надо сочетать полезное с приятным, как любит говорить старшина.
— Что же в этом приятного?
— Приятного, может быть, Кузнецов, действительно нет, а полезное есть. Да, да. Мне, например, приказано проследить, как люди будут вести себя в полной изоляции в течение нескольких дней. Это на случай длительного воздействия радиоактивных веществ.
Капитан нравился мне все больше. А что, если подобрать ему добровольцев? Идея! Выслушав меня, врач загорелся:
— А ведь и вправду замечательная мысль. Сначала на сутки, а? Потом это дело поставим на широкую ногу. Молодец, Кузнецов! Так и быть, поговорю с Дулиным, скажу ему, что ты выполнял мое приказание: был, дескать, предметом научного эксперимента. Только об этом ни гугу. Никому.
Субботний вечер таял, окутывая пустыню негустой сутемью. За барханной далью сочился золотой окрылок утопающей зари. На громоздкой антенне и ближней ракете, обслуживаемой расчетом Галаба Назарова, взблескивали угасающие лучи.
После ужина я вышел на плац, где Коля Акимушкин одиноко грустил под гитарный перебор:
Сержант Акимушкин остался на сверхсрочную службу, и теперь он начальник дизельной электростанции. Радоваться бы человеку — отбыл солдатский срок, назначен с повышением в должности. А он еще больше замкнулся, погрустнел. Сменится с дежурства, станет у плаца или у клуба и тихо поет вот так, перебирая струны гитары:
— В городе не нашлось бы работы? — спрашиваю его. — Или не надоело в этих песках, за проволокой сидеть?
Николай улыбается:
— Привык я к своей ДЭС…
На песенку Акимушкина, словно на огонек, потянулись солдаты и сержанты.
— Пошли в клуб, — предложил кто-то. — Споем, потанцуем, Сашкины шутки-прибаутки послушаем.
Новиков взвился:
— Что я вам, платный массовик?
— Солдатам все положено бесплатно, — сказал Виктор Другаренко, дивизионный химинструктор. — Пошли, не ершись.
— Ладно, раз бесплатно, как сказал один петушок, пойдем в гастроном общипанных кур смотреть, — ввернул Сашка анекдот.
— А петух-то был старый? — хихикнул Горин.
— В том-то и дело, вроде тебя — зеленый-зеленый, — отпарировал Новиков. Отвернувшись, он позвал собачонку: — Дембель, Дембель, сюда! Пошли, будешь помогать мне конферировать.