Туркменские сказки об Ярты-Гулоке

Он вскочил на коня и во весь опор погнал его к старикову дому.

— Негодный! — закричал бай. — Я дал тебе два мешка отменного ячменя, а твои волы не стоят и полмешка кукурузы!

И он рассказал, что случилось с волами в поле.

Старик выслушал богача и развёл руками:

— Эй, мой бай! С такими волами надо уметь обращаться, или ты не увидишь от них ни капли пользы!

Старик повёл бая обратно на хлопковое поле. Вместе с ним отправился и Ярты-гулок: он забрался в рукав ватного халата старика, а когда они пришли в поле, вылез из рукава и в два прыжка очутился на своём любимом месте — между высокими воловьими рогами. Волы тотчас же тронулись, и за сохой потянулась ровная глубокая борозда.

— Разве плохо пашут мои волы? — спросил старик бая. — Сердце радуется, когда глаза смотрят на их работу!

До захода солнца пахал Ярты байскую землю, а когда наступил вечер, он погнал волов к богачу в усадьбу.

* * *

Пришла ночь. Все в байском доме уснули. Ребёнок уснул в резной деревянной люльке, дочери хозяина — на мягкой подстилке, Гюль — любимая жена бая — под атласным одеялом, а хозяин дома храпел на белой кошме, подложив под голову длинную подушку-мутаку. Не спали только Ярты-гулок да месяц в небе.

Когда месяц поднялся высоко и золотая звезда стала между его рогами, Ярты-гулок сказал сам себе:

— Пришло время, Ярты, рассчитаться с баем!

Он поднял волов и во весь опор погнал их прямо в двери байского дома. Волы с разбегу ударились в дверь рогами, раздался треск, и красавица Гюль проснулась.

Она закричала:

— Вставай, Мамед, или я умру от страха!

Она кричала мужу прямо в ухо, но хозяин спал крепко и не проснулся. А стук становился всё громче и громче. Глинобитные стены дрожали от могучих ударов. Гюль очень испугалась; она схватила светильник, в котором было налито хлопковое масло, зажгла его и подбежала к двери.

— Кто там стучится? — спросила красавица, трясясь от испуга. Но ей никто не ответил. Дверь треснула, распахнулась, и огромная рогатая голова просунулась в кибитку. Раздался могучий хриплый рёв, и Гюль уронила светильник.

Тут уже все вскочили со своих подстилок! Но в темноте никто не мог понять, что случилось. Гюль кричала, что сам шайтан-дьявол ворвался в дом, дочери бая кричали, что это землетрясение, а ребёнок плакал от страха. Толстый бай схватил в руки ящик с золотом, чтобы скорей убежать из этого проклятого дома, но его всюду встречали разъярённые страшные морды и оглушал протяжный могучий рёв.

Не растерялся только один батрак; он поймал волов и крепко привязал их возле дувала. Только теперь хозяин понял, что не шайтан и не землетрясение, а заколдованные волы разбудили весь дом среди ночи. Он лёг на свою кошму, но долго еще ворочался с боку на бок, прежде чем заснул. Заснула Гюль под атласным одеялом, заснули дочери на мягкой подстилке, и ребёнок уснул в резной деревянной люльке.

Но толстый Мамед и его семья не долго наслаждались покоем.

Вдруг во дворе заблеяли овцы, закричали верблюды и ишаки затрубили во всё горло. Хозяину показалось, что само небо упало на землю.

Он вскочил и закричал:

— Вот теперь это землетрясение! Вы слышите, как ходит земля у нас под ногами!

Все выбежали во двор и увидали, что стена, за которой стоял байский скот, обрушилась, а бараны, ишаки и верблюды с криком, воем и громким рёвом разбегаются из байской усадьбы. Арба, на которой только что привезли глиняные кувшины, лежит посреди двора вверх колёсами, и звонкие черепки устилают землю. А по двору, разрушая всё на своём пути, с взмыленными мордами носятся заколдованные волы.

Богач завопил во весь голос:

— О проклятые волы! Волы, подобные чёрному ветру! Чудовища, подобные чуме и буре! Пусть будет проклят тот час, когда я ввёл вас в свой мирный дом!

Женщины плакали и кричали:

— В этих волов вселился шайтан! Уведи, прогони, отец, этих зверей, или мы все погибнем!

Тогда богач решил:

«И тут я не прогадаю: отдам старику волов, а чтобы не быть в накладе, потребую с него за ячмень деньгами». Он взял палку и погнал волов из усадьбы. А теперь слушай про старика со старухой.

* * *

Старик и старуха всю ночь сидели на пороге своей кибитки. Всю ночь они не могли заснуть и всю ночь вспоминали своего маленького сыночка.

Старик пел:

Где ты, наш сынок,
Проворный сынок,
Подобный орлу и барсу?

Старуха пела:

Ушёл наш сынок,
Прекрасный сынок,
Подобный цветку и солнцу!

А потом они пели вместе:

Вернись, наш сынок,
Равного которому нет никого на свете!

Вдруг они услыхали, что кто-то громко стучит в калитку.

Старик спросил:

— Эй, кто стучится к нам в такое позднее время?

Мамед закричал из-за дувала, потому что это был он:

— Это я, милый сосед. Жалко мне тебя стало. Я пригнал к тебе твоих чудесных волов. Возьми их обратно, а за ячмень заплати деньгами!

Старик не знал, что и сказать богачу, и пошёл открывать калитку. Но тут он услышал, что кто-то шепчет ему на ухо, и сразу узнал голос Ярты-гулока:

— Ата-джан, ни за что не бери волов!