Турмс бессмертный

Я проснулся на рассвете от неземного пения сотен петухов Гимеры. Мне было настолько плохо, что я никак не мог сообразить, где нахожусь. Когда же туман у меня перед глазами рассеялся, я увидел, что лежу с увядшим венком на голове на ложе в зале для пиров карфагенянки Танаквиль, прикрытый только полосатым шерстяным плащом, который был весь в пятнах от вина и от которого дурно пахло. Тонкий хитон валялся скомканный в ногах ложа, и его испещряли пятна краски, которую женщины накладывают на губы. Я совершенно не помнил, что со мной произошло этой ночью, и только увидев Микона, врача из Коса, который храпел на соседнем ложе, сообразил, что мы с ним долго пили вино и рассуждали о чудесах. Наверное, он открыл мне какие-то тайны, но я их уже успел позабыть.

Танцовщицы и флейтист куда-то исчезли. Я потер глаза и представил, как ласкаю гладкие девичьи тела. Потом я оглядел зал и ужаснулся: пол усеяли осколки Драгоценных чар и кубков, финикийский бог был опрокинут нами во время оргии, да вдобавок кого-то из нас вырвало в углу. Петухи продолжали петь, у меня заложило уши, и я решил никогда больше не пить вина с добавлением мяты.

— Микон, проснись, — попросил я его. — Проснись и посмотри, как мы отплатили благороднейшей из женщин Гимеры за ее гостеприимство. Это заколдованный дом, и волшебство привело нас сюда и помогло открыть окованную железом дверь с помощью голубиного перышка.

Я тряс Микона, пока тот не проснулся и не схватился за голову. Я нашел бронзовое зеркало, на обратной стороне которого была выгравирована сцена возвращения Одиссея, бросил взгляд на свое отражение, охнул и подал зеркало Микону. Он внимательно посмотрел на себя и спросил хриплым голосом:

— Кто этот отвратительный опухший бродяга, который нагло уставился на меня?

Затем Микон тяжело вздохнул и испуганно воскликнул:

— Турмс, друг мой, мы оба погубили себя, мы навлекли на себя проклятие. Я помню, что разговаривал с тобой до поздней ночи и, хотя ты меня об этом и не просил, открыл тебе все тайны посвященных. Я помню, как ты запрещал мне говорить, но я вцепился в твою руку и вынудил тебя выслушать мою болтовню.

— Не волнуйся, — успокоил я его. — Я не думаю, что ты совершил какое-то преступление, поскольку, несмотря на то, что мне очень хочется, я не могу вспомнить ни единого слова из твоего рассказа. Но если так отвратительно наше пробуждение, то каково же сейчас приходится нашему другу Дориэю?! Я опасаюсь, что он навлек несмываемый позор не только на нашу хозяйку Танаквиль и на себя самого, но и на всех нас троих и даже на Дионисия из Фокеи, который поклялся тирану Гимеры, что мы будем вести себя достойно.

— А где же он? — спросил Микон, глядя по сторонам налитыми кровью глазами.

— Не знаю, — ответил я, — и не хочу знать, и уж точно не пойду во внутренние покои, чтобы отыскать его. Я очень боюсь того, что могу там увидеть. Самое лучшее, что мы можем сейчас сделать, Микон, — это потихоньку уйти отсюда. Дориэй только обрадуется. Не думаю, что сегодня он расположен беседовать с нами.

И мы осторожно покинули дом, едва не споткнувшись на пороге о пьяного в стельку караульного. Солнце уже взошло и щедро посылало Гимере свои золотые лучи, осенний воздух был свежим и бодрящим, вот только очень раздражали орущие повсюду петухи. Мы умылись и выкупались в теплом бассейне, а в передней рядом с оружием нашли свою одежду — выстиранную и аккуратно сложенную. Одевшись, мы посоветовались и еще раз вернулись в зал для пиршеств, чтобы допить вино, которое осталось в кратере. Затем мы шагнули за ворота и пошли по городу. Жители Гимеры возводили огонь в своих очагах. По дороге мы встретили множество наших моряков; все они стонали и держались за головы. За городскими воротами нас было уже около сотни, и один чувствовал себя хуже другого.

Дионисий хлопотал возле кораблей, возясь с вьючными ослами и волами. Он ужасно ругался и громко проклинал нас, потому что Кринипп угостил его и рулевого только гороховым супом и чистой питьевой водой. Время от времени в его животе слышалось глухое урчание, и он принимался кричать еще яростнее. Начал он с того, что отхлестал многих веревками, а затем заставил моряков наполнять мешки, пустые баночки и ящики трофеями, которые были на наших кораблях. Мы с Миконом из самоуничижения тоже приняли участие в этой работе, хотя могли просто посидеть на солнышке.