— Да, — почти одновременно с ней сказала Лея.
— Ну, давайте уже, начинайте представление, — ответил Оливер. — Зря я что ли, сюда взбирался!? Я весь в нетерпении. Вот за что я вас люблю, так это за то, что с вами не соскучишься.
— Никакое это не представление, — возмутилась Фанни. — Тут вообще от меня жизнь Леи зависит.
— Ну, тогда тебе остается только одно, — сказал Оливер с усмешкой и добавил. — Не напортачить.
— Да и без тебя знаю, — с негодованием сказала Фанни, покраснев.
— Начинай, Лея, — сказал Родерик.
Она кивнула в знак ответа и подошла к краю скалы. Фанни не знала, что сейчас чувствует Лея, выглядела подруга спокойной, но вот у нее сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Лея разбежалась и — сиганула вниз. Фанни зажмурилась, она сейчас должна была сделать две вещи: ни за что, ни при каких обстоятельствах не выпустить лиану из рук и устоять на месте, а значит, она должна исполнять два упражнения одновременно и это было, черт возьми, тяжело.
Вниз она старалась не смотреть, у нее бы сразу закружилась голова и все — от концентрации и сосредоточенности не осталось бы и следа, поэтому она, во избежание этого, просто закрыла глаза. Прошло несколько мучительно длинных секунд, прежде, чем Фанни ощутила резкий толчок. Значит, у Леи не получилось создать воздушный шар.
— Охо-хо, — громко сказал Оливер, смотря вниз. — Лея замерла в нескольких метрах от земли. Адреналин, наверное, так и прет. Черт, я тоже так хочу.
— Смерти ты моей хочешь, вот что, — пробурчала Фанни. — От нервного истощения.
— Это, значит, нет? — спросил ее Оливер.
— Это значит — ни за что на свете, — сказала Фанни.
— Ну, как знаешь, — ответил Оливер, пожав плечами. — Но учти, ты лишаешь меня радости жизни.
— У тебя и так этих радостей очень много, — ответила Фанни.
— Не спорю, — согласился Оливер. — Но еще одна бы точно не повредила.
— Обойдешься, — фыркнула Фанни.
— Можешь аккуратно опустить Лею вниз, — сказал Родерик, и Фанни его послушала. Она, не ослабляя хватки, сделала лиану длиннее, и Лея благополучно оказалась на земле.
— Фух, — сказала Фанни, прислоняясь к камню. — У меня руки до сих пор трясутся.
— Еще пару раз и, думаю, у Леи все получится, — сказал Родерик, и Фанни это заявление не понравилось.
— Тебе это упражнение тоже полезно, — продолжил Родерик, прочитав недовольство на ее лице.
— Хорошо, — вздохнула Фанни.
— Пока мы ждем ее возвращения, можно немного подремать, — сказал Оливер, зевая. Наконец-то у него появилось несколько часов отличного, заслуженного отдыха.
— Мы будем учиться, — сказал Родерик и достал из сумки, которую принес с собой, учебники, свитки и письменные принадлежности.
— Ты, должно быть, шутишь, — ответил Оливер, округлив глаза.
— Я не шучу, — спокойно сказал Родерик.
— Неужели ты тащил это все на себе, чтобы в самый неподходящий момент — обломать мне весь отдых? — возмутился Оливер.
— Я принес этого для того, чтобы мы не теряли времени зря, — ответил Родерик.
— Это одно и то же, — фыркнул Оливер. Но он прекрасно знал, что когда речь идет о Родерике и учебе, сопротивление бесполезно. С самым горестным выражением лица он взял протянутые ему учебники и свитки.
Если изучать другие стихии ему начинало нравиться, как и читать о методах получения энергии из внешних источников, то такие предметы как «метеорология» и «стратегическое планирование», он был уверен, придумали только с одной целью: мучить его, медленно и со вкусом.
Он, хоть убей, не понимал эти кракозябры, которые на практике были формулами, изучая которые он должен быть постичь какой-то тайный смысл, могут ему пригодиться. Возможно, это когда-то случится. Но определенно не в этой жизни.
С горестным выражением лица, будто ему предстоит пройти через самую ужасную пытку, Оливер склонился над учебниками и свитками. Но формула: «Прочитай 20 раз и ты, наконец, все поймешь», которая обычно действовал безотказно, здесь потерпела фиаско.
Оливер сделал единственно возможное в этой ситуации: изобразил задумчивое лицо и какое-то подобие работы. Решать эти задачи у него все равно не получается. Так зачем же сильно напрягаться?
Правда, Родерик раскусил его почти сразу, присел рядом и стал объяснять, как он выразился «прописные истины», но то, что в понимании его было таковым, Оливеру казалось «непонятной белибердой». Правда, высказать эту мысль вслух он не решился. Это означало сразу подписать себе смертный приговор, то есть получить домашку в три раза больше, что, в его понимании, было равносильно.
После того, как Родерик повторил ему одно и то же двадцатый раз, его лицо напряглось. Оливер распознал этот сигнал сразу. Это могло значить только одно: «Опасность». Но его спасла Лея, которая в этот момент взобралась на гору.
Лея прыгнула снова, но, второй раз оказался неудачным. А это значило — больше задач по стратегическому планированию. Если вначале Оливер пришел, так, любопытства ради, то сейчас стал болеть за Лею всем сердцем. Чем быстрее она справится, тем быстрее от него уберут все эти свитки.
Третий раз тоже оказался неудачным. Лея выдохлась, но сдаваться не собиралась.