Турухтанные острова

Тарас Петрович вертел в руках гаечный ключ, посматривая, куда бы его положить. Сережа взглянул на ключ, на измазанные в мазуте руки Тараса Петровича, и ему припомнилась летняя поездка в Лахту, после которой они до города толкали «шевролет» Тараса Петровича. И Сережа понял, что его еще недавние радужные надежды о возможной помощи при взносе на кооперативную квартиру — несбыточные мечты.

«В ножки Ларе Николаевне, в ножки, пока не поздно!»

45

Если Инна только по приезде Буркаева из Межциемса по-настоящему поняла, что все то время, пока он отсутствовал, тосковала по нему, сопротивлялась этому чувству, не давая завладеть собой, то Даша грустила так, что иногда ей казалось — больше не переживет и дня.

А когда Буркаев приехал и Даша увидела его в коридоре, она спряталась за дверь и стояла там долго, чтобы он не заметил. Но, войдя в комнату, он поздоровался с ней, как всегда. Если минуту назад она боялась, что он заметит, в каком она находится состоянии, то сейчас ее обидело до слез, что он не только ничего не заметил, вообще не обратил на нее внимания.

То же произошло, когда Буркаев вернулся из Москвы. Неожиданно войдя в комнату, лишь кивнул Даше и прошел мимо.

В обеденный перерыв Даша позвонила своему бывшему мужу.

— Мне надо с тобой встретиться и поговорить, — сказала она.

— Хорошо, я приеду.

Уже через десять минут Даша пожалела, что позвонила. Решила после работы не ходить домой, а гулять до одиннадцати. А завтра позвонить, извиниться, сказать, что все это глупость.

Но Вовик пришел не домой, как ожидала она, а к институту. Когда после работы она вышла из проходной, то увидела, что он встречает ее, стоит с букетом цветов. Она теперь не знала, как сказать ему, чтобы он ушел. Ах, как неловко все получилось!

«Ладно, — утешала себя Даша; — скажу позднее». Но так и не решилась. И Вовик пешком тащился за ней с Петроградской до Театральной, недоумевая, почему она не хочет ехать на такси, всякий раз, стоит ему остановить машину, отмахивается, словно чего-то испугавшись.

Вовик принес не только цветы, но и бутылку шампанского. Даша выпила шампанского и почувствовала, как у нее закружилась голова.

Даша сидела в кресле напротив Вовика, одернув подол платья.

«Он, наверное, неплохой человек, — думала она. — Он просто неудачник, потому что на мне женился».

И когда Вовик подошел к ней и сел на подлокотник кресла, обнял за плечи, она ничего не сказала. Только непроизвольно сжалась, убрав голову в плечи и шепча себе: «Это мой муж. Это мой муж…»

На следующий день Вовик уехал с первым трамваем, окончательно убежденный, что «баба рехнулась».

А Даша и действительно, словно потеряв рассудок, металась по комнате, натыкаясь на мебель и повторяя: «Что я натворила! Что я натворила!» Она из дома до института шла пешком, переходя из улицы в улицу и не обращая внимания, куда идет. В лаборатории появилась первой и спряталась за шкаф, беззвучно рыдая там. И когда Олег вошел в комнату, Даша бросилась ему навстречу:

— Буркаев! Что я сделала! Что натворила!

— Что?

— Когда вы узнаете, будете презирать меня, Буркаев. И справедливо. Я мерзкая, гадкая!

— Да что случилось?!

— Я вчера позвонила Вовику, и он ночевал дома. Я предательница.

— Немедленно иди вымой лицо, приведи себя в порядок. Сейчас сюда придут гости из Москвы. Чтоб тебя никто не видел такую!

46

Гости пришли к половине одиннадцатого. В вестибюле, кроме Пекки Оттовича и Буркаева, их встречал также Самсон Антонович Суглинский. Приезжал академик, а такое в институте случалось нечасто. Самсон Антонович проводил приехавших к директору. Там они пробыли минут двадцать, затем Самсон Антонович пригласил их к себе в кабинет, и только после этого они направились в лабораторию.

Здесь их ждали. Сережа Маврин предупредительно устремился навстречу, хотел помочь Овчинникову нести упакованную в коробку трубку, но тот отказался:

— Спасибо, я сам.

Приехавшие прежде всего осмотрели макет, ознакомились со схемой включения трубки. Пекка Оттович давал пояснения. И только после того, еще и еще раз осмотрев все, решили вставлять в макет трубку. Делал это Овчинников. Предварительно он захотел убедиться, что все напряжения питания в норме. И вот здесь-то, естественно, и сработал закон «генеральского эффекта», или, как его называют, «эффект присутствия». Как бы тщательно аппаратура предварительно ни проверялась, сколько бы ни готовились, но в самый ответственный момент, когда приходит начальство, обязательно что-нибудь да случится.

На один из электродов трубки не поступало напряжение. И Буркаев, и Маврин, и остальные засуетились, задергались. Оказалось, отскочила пайка. Пока искали неполадку, устраняли ее, прошло полчаса. В обычном случае на это потребовалось бы минут десять, но тут проявился уже другой закон: чем больше спешка, тем меньше проку. Гости эти законы хорошо знали, поэтому сейчас спокойно стояли в стороне и терпеливо ждали, словно это и не очень интересовало их, беседовали с Пеккой Оттовичем. Но наконец все готово. Можно включать.

— Поехали! — кивнул Прищепков.

Пекка Оттович сел к макету. Щелкнул тумблером.