Турухтанные острова

Митя Мазуров по всему институту рассказывал на полном серьезе, будто однажды Мартын Иванович предложил по всей стране железнодорожные насыпи засадить хреном. В самом деле, что такое железнодорожная насыпь? Длинная грядка. Так зачем ее оставлять пустой? Лучше посадить хрен, растение неприхотливое, многолетнее. И тогда все прилавки можно завалить хреном. Но эту заявку институтское бюро изобретателей отвергло. И она получила название «хреновой».

Пусть Митя злорадствует, пусть. Но без Мартына Ивановича попробуй обойдись!..

— Две заявочки… Не собираетесь на что-нибудь подать?

Пока Антон Васильевич беседовал с Мартыном Ивановичем, в комнату один за другим успело зайти человек пять сотрудников. Каждый из них бесцеремонно перебивал Мартына Ивановича на полуслове, лезли со всякой глупостью, вроде: «А где сегодня Иванов?» — или совали на подпись какие-то бумажки, хотя над столом Мартына Ивановича висело предупреждение: «По всем вопросам обращаться ТОЛЬКО после 14.00». Но это предупреждение словно никто и не замечал. Зато все молча с опаской посматривали на дверь кабинета Марины Валентиновны, где никакого объявления и не было.

— Вот и поработай тут для души! Видали, да? — жаловался Мартын Иванович Колюзину. — И так целый день.

Еще посидев с Мартыном Ивановичем, Антон Васильевич вернулся к себе в комнату. Там за его столом у окна собрались Ныркова с Перехватовой и несколько сотрудниц лаборатории, пришедшие их навестить, узнав, что они вышли на работу. Оживленно беседовали.

— Не надоело вам там за полгода?

— А куда денешься? Пока вертолет не прилетит, оттуда не выберешься!

— Соскучились, наверное?

— Ой, Сережка ко мне вчера подбежал: «Мама!» Я его едва узнала, такой большой вытянулся.

— В океане, не купались?

— Пока к нему спустишься да обратно вскарабкаешься, небо с овчинку покажется. А зимой там не очень-то и искупаешься, хотя он и не замерзает. Ветры такие, что из помещения выйдешь — за веревку держишься, а тебя вокруг нее словно газету полощет.

— Красиво там!.. Фотографии есть?

Но им не удалось поговорить: в комнату стремительно вошла Марина Валентиновна.

— Прошу сюда, — пригласила она шедшего за ней парня в очках. — Познакомьтесь, Это наш ведущий инженер, руководитель группы Антон Васильевич Колюзин. А это новый помощник главного конструктора Тучина Мариан Михайлович Сибиряков, я вам о нем уже говорила.

Сибиряков вскинул голову, словно петух, увидевший на земле зерно. Через линзы очков, делавших зрачки глаз его выпуклыми, посозерцал Антона Васильевича. Был он не то чтобы толст, но округл. С прической под батьку Махно. Но что особенно поразило Колюзина, так это домашние тапки-шлепанцы на ногах у Сибирякова.

Колюзин вкратце повторил то, о чем рассказывал недавно Марине Валентиновне. Главное, что прибор работает так, как и было задумано.

Антон Васильевич не совсем понимал, зачем Марина Валентиновна пригласила Сибирякова. Ведь все можно было сообщить и по телефону. Единственно только для того, чтобы познакомить их? Но в этом не было срочной необходимости. Марина Валентиновна словно уловила недоумение обоих и неожиданно спросила, обращаясь к ним:

— Вы что-нибудь слышали о новых элементах «чибисах»? Вы тоже не слышали? — повернулась она к Сибирякову. — Мы пробуем их у себя в макете, и кое-что получается. Хотите взглянуть? Ян Александрович, продемонстрируйте нам ваш макет. Прежде пару слов о «чибисах», что это такое. Их особенности, преимущества.

Новый инженер начал рассказывать. Марина Валентиновна перебивала его в тех местах, на которые хотела обратить особое внимание.

Сибиряков величаво осматривал комнату.

— Слушайте, — придержала его Марина Валентиновна. — Для вас это имеет особое значение.

— Мы с Яном вместе учились в институте. Нам это читали на лекции.

— Тем не менее. — Она хотела еще что-то добавить, но ее пригласили к телефону. — Да, да, бегу! — взглянув на часы, сказала кому-то Марина Валентиновна. — Прошу прощения!.. Товарищи, там меня ждут.

Собрав бумаги, принесенные с собой, она торопливо ушла.

Колюзин прошел к своему столу. Сибиряков еще потоптался, потоптался возле Полуянова, взглянул на дверь.

— Что, Янек? — осмотрел его внимательно. Снял с лацкана пиджака только ему одному видимую соринку. — Как работается? А я в субботу опять ездил на Селигер. Порыбачил.

— Ну и как, Манечка? — поинтересовался Ян.

— Взял двух окуньков килограммчика по два. А чего? Нам больше и не надо, мы не жадные.

Манечка был заядлым рыболовом. Еще когда учились на втором курсе в институте, купил где-то в деревушке на берегу Селигера избенку и теперь ездил туда каждый выходной.

Постояв еще немного напротив Полуянова, полюбовавшись, какое впечатление произвело на того услышанное о рыбалке, поискав на пиджаке мусоринку и не найдя ее, Манечка сунул два пальца в нагрудный карман Яна, вынул оттуда расческу и запихал обратно.

— Ну, я пойду. Надо будет — я у себя. Значит, «чибисы?»

И ушел, пошаркивая шлепанцами.

2